Цветков И.А.
Статья опубликована в сборнике: Америка и мир: история и современность – СПб., Изд-во СПбГУ, 2006. – С. 122 – 138
Воспоминания о жизни, или более-менее длительном пребывании в США, превратились сегодня в особый жанр российской сетевой литературы. На специальных сайтах, посвященных США,[1] в разделах больших сетевых библиотек,[2] подобные тексты публикуются сотнями, новинки появляются почти каждый день. Кроме того, в последние несколько лет распространилась мода на ведение сетевых дневников, т.н. «блогов», в которых также находит отражение опыт россиян, по тем или иным причинам оказавшихся в США.[3] В некоторых случаях, авторам удается издать свои записки в традиционном, бумажном виде. Книги подобной тематики в последнее время неизменно пользуются в России довольно устойчивым читательским спросом.[4] Все эти материалы содержат значительной объем информации о разнообразных сторонах жизни современного американского общества. Впрочем, эта информация нередко представлена в плохо структурированном, разобщенном виде, а авторские оценки американской действительности часто пронизаны явным, даже демонстративным, субъективизмом. Все указанные уничижительные характеристики, вроде бы, совершенно исключают использование данных материалов в серьезном научном исследовании. Однако многое зависит от постановки проблемы, направления использования «текстов об Америке». Вряд ли следует ожидать, что их изучение позволит существенно расширить наши представления об американском обществе, его структурных особенностях и экономических проблемах – хотя некоторые этнографические подробности, несомненно, могут быть интересны. Ясно, что выводы социологов, работающих на основе комплексной научной методологии, могут дать гораздо больше, чем базирующиеся лишь на личном повседневном опыте и «здравом смысле» суждения туристов и иммигрантов. Более того, социолог, скорее всего, не стал бы рассматривать записки иммигрантов даже в качестве сырого материала для исследования, предпочтя им данные, полученные с использованием обоснованных количественных и качественных методик.
Однако стоит нам обратиться к другому предмету – не самой американской социальной реальности, а ее отражению в сознании наших соотечественников, - и научная значимость «текстов об Америке» существенно возрастает. Они превращаются в весьма ценный источник, способный пролить свет на многие особенности восприятия американской действительности россиянами. На это также можно возразить, что, например, социологическая методика фокус-групп может использоваться для решения тех же задач с куда большим эффектом. Продуманная стратегия дискуссии в специально подобранном коллективе способна дать ответы на практически любые вопросы, интересующие исследователя. Но как исследователь определит круг интересующих его вопросов? Не услышит ли он от участников фокус-группы только то, что сам же и захочет услышать? Не окажет ли авторитет модератора дискуссии влияние на ее исход? Все эти проблемы, безусловно, известны социологам, и способы их решения достаточно разработаны. Однако что может заменить спонтанное выражение отношения к американской повседневности, не мотивированное ничем, кроме желания поделиться собственным опытом с друзьями, сетевым сообществом или читателями книги? А если таких высказываний сотни – разве выбор их авторами тех или иных особенностей американской жизни в качестве определяющих не свидетельствует о существенном влиянии этих особенностей на иммигрантское сознание? Ну и, помимо всего прочего, немаловажным достоинством данного вида источников следует признать их доступность. Для работы с текстами не нужно ничего, кроме компьютера, подключенного к Интернету. Проведение же социологических опросов или организация этнографических экспедиций за Атлантический океан требуют куда более серьезных финансовых затрат и организационных усилий.
По нашему мнению, изучение «текстов об Америке» наиболее полезно именно на первой, «досоциологической» стадии изучения российского иммигрантского сообщества в США. До того, как отправиться «в поле», исследователю важно знать, какие базовые реакции продуцирует американская повседневность в среде российских иммигрантов. Иными словами, прежде чем пытаться постигнуть сущность процессов, необходимо знать, в чем они себя проявляют. «Тексты об Америке» - это голос российской иммиграции, который, благодаря новым средствам коммуникации, стал сегодня гораздо лучше слышен, и который нуждается во внимательном слушателе.
В данной статье мы попытаемся проанализировать отношение россиян, имеющих опыт жизни в США, к такой базовой американской ценности, как «свобода». Источником нам послужат вышерассмотренные «тексты об Америке». В ходе работы мы воспользуемся предложенными И. Берлином категориями «негативной» и «позитивной» свободы, и попытаемся рассмотреть, насколько эти категории употребимы и эффективны при анализе российских описаний американской действительности.
Нам представляется, что выявление наиболее характерных суждений россиян об американской повседневности (а речь пойдет не об абстрактном значении ценностей, а их реализации в обыденной жизни), и интерпретация этих суждений, позволит нам приблизиться к получению ответов на фундаментальные вопросы: где в российско-американских отношениях расположена область наиболее явных культурных несоответствий? Какую природу имеют разделяющие нас барьеры? Возможно ли их преодоление? Имеет ли вообще смысл разговор о несоответствиях мировоззрений «среднего россиянина» и «среднего американца», или данную проблему можно рассматривать лишь на субкультурном микроуровне? Или вообще индивидуально?
Стилистически, «тексты об Америке» чаще всего построены на контрасте восприятия «их» и нашей повседневной реальности. Этот риторический прием активно использовался, например, писателем-сатириком М. Задорновым в его знаменитом «американском цикле».[5] В определенной степени, установка на рассказ о наиболее странном, удивительном и смешном, провоцирует авторов на демонстрацию радикальных отличий между американской и российской действительностью, даже если на самом деле они не столь существенны.
Именно таким контрастным мышлением пронизана большая часть размышлений о важнейшей ценности американского общества – свободе. Стремление к свободе – традиционный мотив, уже на протяжении нескольких веков притягивающий в Америку тысячи иммигрантов. Статуя Свободы – важнейший символ Америки. И, создается впечатление, что подобная расстановка акцентов пробуждает в головах авторов «текстов об Америке» мощнейший дух противоречия и заставляет их выдвигать и отстаивать тезис: «в Америке свободы нет».
Утверждение об отсутствии в Америке свободы встречается в рассматриваемых текстах на порядок чаще обратного утверждения. Практически, нам не удалось обнаружить ни одного внятного, аргументированного высказывания в поддержку тезиса о свободолюбии американцев. Это можно констатировать независимо от рассмотрения объективного положения дел – есть в Америке свобода, или ее нет. Ясно, что для ответа на этот вопрос, прежде всего, необходимо было бы определить – что мы понимаем под свободой. Но для большинства «информантов» такого вопроса не существует, они подразумевают, что читателям и так совершенно понятно, что такое свобода. К этому «само собой разумеющемуся» пониманию свободы, которое объединяет россиян по обе стороны Атлантического океана, мы еще вернемся.
Одно из наиболее радикальных высказываний, отрицающих наличие свободы в США, содержится в тексте гиперкритично настроенного А. Ромашова: «На самом деле все, что они говорят о свободах слова и проч., - обман на 100%. Это тоталитарное полицейское государство, в котором люди как рабы, боящиеся каждого шороха».[6] В целом благосклонно относящийся к США С. Полозов практически столь же категоричен: «И в НКВД тоталитарного СССР никому не снилась та степень контроля государства за жизнью частного лица, которая возможна в сегодняшней демократической и насквозь компьютеризированной Америке».[7]
В приведенных цитатах нарушение свободы понимается как вмешательство государства в частную жизнь человека. Однако многие авторы не ограничиваются констатацией «несвободного» состояния американца в его взаимодействии с государственной машиной. Несвобода, утверждают они – это почти универсальное определение для самых разнообразных сфер повседневной жизни США. Она проявляется и в экономическом поведении, и в простом общении между людьми. Вот что, например, пишет по поводу распространения в США потребительских кредитов К. Симоненко: «Так и живут американцы - в долг. У них это принято. Они практически ничего не покупают сразу. Только в рассрочку. В долг жить здорово, но не дай бог потерять работу или просрочить хоть один платеж. В США на каждого жителя ведется так называемая кредитная история. Первый же случай любой невыплаты вносится в эту самую кредитную историю. И все. Гайки. В дальнейшем получить какой-либо кредит или рассрочку практически нереально. Вас будут рассматривать как потенциально ненадежного заемщика. Здорово. Но как-то очень уж тоталитарно, на мой взгляд».[8] Примечательно, что автор (приехавший в США из Украины) явно писал эти строки еще до широкого распространения практики кредитования населения у себя дома. Возможность приобретения товаров и недвижимости в кредит, и активное использование окружающими этой возможности, выглядят для него чем-то странным, специфически-американским. Судя по высказанным оценкам, он не верит, что находящийся в здравом уме житель Украины или России по доброй воле согласится участвовать в подобных кредитных схемах. Хотя он и не говорит об этом прямо, но из его слов следует, что «свобода – дороже».
В ходе повседневного общения в Америке недоумение россиян вызывает обычай законопослушных американцев информировать «компетентные органы» о проступках соседей, случайных прохожих, коллег по работе и учебе, и даже друзей. Известный тележурналист М. Таратута вспоминает, как при попытке самостоятельно отремонтировать дом он тут же привлек внимание городской инспекции по строительству, куда о происходящем доложили бдительные соседи.[9] А. Баскина приводит в своей книге несколько примеров того, как открытое «доносительство» американских студентов, вне всякого сомнения вызвавшее бы порицание окружающих в России, в США воспринимается как нечто само собой разумеющееся.[10]
Все подобные ситуации приводятся авторами «текстов об Америке» в подтверждение тезиса об утрате россиянином привычной свободы после попадания в США. Здесь нужно постоянно быть настороже, причем посягательства на свободу могут придти со всех сторон – и от государства (что, возможно, наиболее ожидаемо выходцами из России), и от банка, стремящегося опутать вас путами финансовой зависимости, и от соседа, который внимательно контролирует вашу деятельность на предмет соответствия социальным нормам.
Очевидно, что свобода, об умалении которой в Америке пишут российские авторы – это т.н. «негативная» свобода в известной классификации И. Берлина. Негативная свобода – это «свобода от которой человек не может отказаться, не идя против существа своей человеческой природы, она означает запрет вторжения далее некоторой перемещаемой, но всегда четко осознаваемой границы. […] Должна существовать область, в границах которой люди неприкосновенны, причем эти границы устанавливаются не произвольным образом, а в соответствии с нормами, получившими столь широкое и проверенное временем признание, что их соблюдения требуют наши представления о нормальном человеке и о том, что значит действовать неразумным или недостойным человека образом».[11] Негативную свободу И. Берлин противопоставляет «позитивной», которая «предполагает не свободу «от», а свободу «для» - свободу вести какой-то предписанный образ жизни».[12] Именно позитивная свобода в такой трактовке соответствует понятию «американской мечты» - идее равных возможностей, способности каждого ставить жизненные цели и достигать их. Почему же российские авторы «текстов об Америке» обращают внимание лишь на проблемы с негативной свободой и совсем не интересуются интерпретацией открывающихся перед ними «позитивных» возможностей?
Можно с достаточным основанием предположить, что интерес к теме негативной свободы связан с лучшим знанием авторами данного предмета. И. Берлин пишет о «человеческой природе», в которой заложено представление о границах приватной сферы. Наверное, правильнее было бы говорить о национальном опыте, который формирует данные границы. Человек, воспитанный в советско-российских реалиях конца 20 – начала 21 веков, склонен рассматривать сферу негативной свободы иначе, чем представитель западноевропейской, китайской или американской культуры. Это более-менее очевидно. Все приведенные выше цитаты свидетельствуют как раз об этом. По-видимому, как это ни парадоксально звучит, средний россиянин склонен предъявлять более высокие требования к уровню негативной свободы, чем средний американец. Оказавшись в Америке, он с удивлением обнаруживает, что контроль за его поведением со стороны общества и государства значительно возрастает. При этом значительный прирост позитивных свобод (возможностей политического участия, занятий бизнесом, различных форм самовыражения) поначалу, а во многих случаях и по прошествии многих лет, остается незамеченным или, по крайней мере, невостребованным. Использование позитивных свобод требует культурной подготовки, определенной гражданской квалификации, которой у наших иммигрантов обычно нет. Ограничение же негативных свобод чувствуется быстро, непосредственно и очень остро.
Как же можно объяснить высокие запросы россиян в отношении негативных свобод и несоответствие американского общества этим запросам? Приведем пример из уже цитировавшихся записок А. Ромашова. Он пересказывает известную историю из американского опыта сына Н. С. Хрущева: «в Америку эмигрировал сын Хрущева. А там захотел козу в хозяйстве завести. А ему не разрешили! Вы только подумайте, какой идиот у нас будет про козу спрашивать и какой идиот тому, другому идиоту, в этой козе откажет? А у них так везде – или справка нужна, или полицейский стоит».[13] При всем при том, что вывод автора в другом контексте вполне мог бы быть применен к российским реалиям, в данной цитате, на наш взгляд, очень ёмко выражено российское негодование по поводу ущемления вроде бы неотъемлемого права человека - распоряжаться своим приватным пространством не спрашивая ничьего дозволения. С. Полозов, после констатации всепроникающего характера компьютерной слежки за активностью индивида в США, приходит к выводу: «Только благодаря компьютерной недоразвитости в России нет такого тотального контроля, как в США».[14] Тут же хочется ему возразить: а может быть, медленное внедрение компьютерных баз данных в российскую повседневность лишь отчасти объясняется техническими причинами? И дело не в недостатке компьютеров, а в нежелании и рядовых граждан, и правящей элиты создавать по-настоящему работающую систему контроля (по крайней мере, открытую и «прозрачную»)? И весь наш тоталитарный опыт лишь закалил приверженность людей индивидуальной негативной свободе? Очевидно, что законопослушный американец, честно вносящий в налоговую декларацию свои доходы и рассматривающий звонок в полицию с сообщением о превышении скорости коллегой-автомобилистом как нормальное явление, значительно выше ценит общественные институты и доверяет государственным чиновникам, чем средний россиянин. Доверяя им, он жертвует в их пользу частью негативных свобод, понимая, что это является для него благом. Россиянин же государственным структурам не доверяет, можно даже утверждать, что находится с ними в состоянии латентного конфликта. Общество, по его мнению, также неспособно играть роль непредвзятого арбитра между частными и коллективными интересами. В итоге, стратегия существования в российском социуме предусматривает не делегирование части негативных свобод общественным и государственным институтам, а наоборот, сохранение и защиту этих свобод самим индивидом. В этой точке траектории американского и российского повседневного опыта пересекаются и расходятся в диаметрально противоположных направлениях.
Негативные свободы американцев, зафиксированные в первых десяти поправках к конституции, слабо соответствуют российским представлениям о свободе. Анализ отношения российских авторов к Биллю о правах лишний раз подтверждает тезис о национальном, а не «природном» происхождении границ сферы негативной свободы. Основной тон российских рассуждений о свободе вероисповедания, свободе владения оружием, ограничениях на деятельность правоохранительных органов – ирония. Это особенно заметно на фоне почти благоговейного отношения к поправкам со стороны многих американцев. А в последние годы, после введения антитеррористических законов и достаточно неуклюжих попыток американских властей оправдать свои действия (вроде помещения листовок, разъясняющих причины досмотра, в багажные сумки, обследованные без предварительного согласия пассажиров) обнаружение несоответствий между нормами и практикой стало своеобразным развлечением для российских сетевых авторов.[15] Для россиян негативная свобода – это свобода от вмешательства в их быт, их привычки (вроде курения или употребления алкоголя), их повседневные практики. Участие в митингах и отправление экзотических религиозных культов не рассматривается большинством наших соотечественников в качестве непременного условия свободного существования, а милицейский произвол представляется настолько неизбывным злом, что в возможность его ограничения многие просто не верят. Образ полицейского, «огнем и мечом» наводящего порядок в «цветных» районах, известный по кинофильмам, гораздо органичнее замещает в сознании образ отечественного «мента», чем абстрактные формулировки Билля о правах. Таким образом, даже объективно существующий в Америке набор негативных свобод не способен изменить самоощущение россиянина, попавшего в США. Негативная свобода – это, прежде всего субъективное восприятие действительности, и то, что для американца символизирует его независимость, для россиянина может быть поводом для усмешки. Впрочем, в равной степени справедливо и обратное утверждение – то, чем гордятся россияне, часто способно вызвать у американцев лишь недоумение – например взаимовыручка и помощь в списывании на различных экзаменах.
Как мы уже отметили, уровень негативных свобод неизбежно ограничивается свободами позитивными. Никакое общество не может обеспечить прирост позитивных свобод без ущерба для негативных. По словам И. Берлина, «позитивное и негативное понятия свободы исторически развивались в расходящихся направлениях […], пока наконец не пришли в прямое столкновение друг с другом. […] Закон это всегда «узы», даже если он защищает нас от цепей, более тяжелых, чем цепи закона…».[16] Противоречие между идеалом «правового государства» и индивидуальной свободы, выраженное в самых обыденных примерах на страницах иммигрантских жизнеописаний, можно считать одним из стержневых элементов опыта «вживания» россиян в американскую культурную среду.
После первого знакомства с Америкой, и преодоления шока, вызванного крушением иллюзий («вместо обещанной свободы – тоталитаризм!»), россияне в США часто приходят к заключению, что, несмотря на внешнее подавление, у них остается главный козырь – «свободное, не закрепощенное сознание». На уровне бытовых ситуаций наиболее точно подобное мировоззрение выразил М. Задорнов в его знаменитой фразе: «Ну они и тупые!». В «текстах об Америке» главный «лирический герой» - российский иммигрант в итоге не столько страдает от суровой американской реальности-несвободы, сколько обращает ее в выгодный инструмент, использует «зашоренность» американцев в собственных интересах. Исследование сферы «позитивной» свободы начинается для него не с «игры по правилам», а с нарушения этих правил. Позитивный потенциал американской повседневности раскрывается в области несоответствия представлений русских и американцев о том «что такое хорошо, и что такое плохо». Например, чрезвычайно популярным сюжетом иммигрантских текстов является процедура приобретения автомобиля в США. Рассказы о попадающих в замысловато расставленные ловушки продавцах-американцах, по построению и пафосу напоминают былины, в которых русские богатыри не силой, так хитростью побеждают Змея Горыныча, Соловья-Разбойника и прочих супостатов: «А лежит ли в багажнике сменная резина?» Он на меня глаза размеров в 25 центов. «Как? - искренне удивляюсь я, - Разве у тебя нет сменной резины, ведь эта уже совсем лысая, я машину с такой резиной взять не могу». Уехал, приезжает через час с новыми Гуд Йар. Совсем другое дело, говорю».[17]
В описаниях процедуры оформления сделки купли-продажи автомобиля многие авторы буквально смакуют совершенно курьезную, по их мнению, ситуацию: вся сделка заключается в том, что бывший владелец вписывает на обратную сторону соответствующего документа (title) имя нового владельца, указывает цену продажи и текущий пробег (в этом месте нередок восклицательный знак: «и несет ответственность (вплоть до уголовной) за достоверность указанной цифры!» - в российской практике покупки подержанного автомобиля правилом является игнорирование показаний одометра, который наверняка «скручен»). Американская система регистрации транспортных средств не требует предоставления автомобиля для выдачи новых номеров – это тоже кажется нашим иммигрантам удивительным. И вообще: «[для передачи управления другому лицу] не нужно никакой доверенности вообще. Передаешь ключи от машины и все!… Пока машина не значится в угоне, никого не интересует, кто за рулем, владелец или нет».[18]
Внезапно обнаруженный островок «позитивной свободы», образовавшийся в результате «неестественного», по мнению россиян, законопослушания американцев, притягивает к себе как труднопреодолимый соблазн. Вот что пишет о практике взаимодействия российских иммигрантов с администрацией американских супермаркетов Е. Завалишин: «здесь в магазинах return policy зашибись. Купил что-нибудь, не понравилось - несешь назад в магазин. Они ничего не спрашивают, сразу деньги возвращают. Сколько раз мы это делали... Здесь летом начнутся гаражки. Ну ты, наверное, уже их видел, просто летом больше будет. Семья хочет от барахла избавиться, расставляет его в гараже, гараж открывает - ну и торгует. Проезжаешь хороший район, видишь - на столбе бумажка приклеена «Garage sale», заезжаешь, покупаешь по пятерке вещи, которые в магазинах вроде Тагета продаются и несешь сдавать. Чека нет, поэтому они не деньгами возвращают, а дают ваучер - те же деньги, но только в их магазине. Идешь, покупаешь ненужную фигню, а через месяц сдаешь ее на кэш. Кучу бабок так зашибить можно».[19]
Баланс негативных и позитивных свобод, таким образом, устанавливается почти в соответствии с законами термодинамики. Потери в «негативной» сфере компенсируются «позитивными» приращениями – однако лишь за счет «несистемных» действий, использования американской «наивности». Прирост позитивных свобод российских иммигрантов происходит за счет сокращения уровня позитивных свобод в обществе в целом. Владельцам супермаркетов приходится вводить более жесткие правила общения с клиентами, а государственной автоинспекции – более внимательно контролировать автомобильные сделки. Ясно, что даже США, «страна иммигрантов», имеет лишь ограниченный ресурс противостояния подобной внесистемной активности. И российские иммигранты, судя по их текстам, вполне это обстоятельство осознают. В определенных сферах повседневности они всецело признают американские порядки и не пытаются с ними спорить. Причиной этого является, конечно же, не внезапно проснувшееся законопослушание, а более привычное уважение силы. Хорошим примером здесь служит еще одна сфера опыта автовладельцев – общение с дорожной полицией. Первое, на что обращают внимание российские авторы – «здесь полицейские взяток не берут». Этот фундаментальный тезис в иммигрантских текстах служит своеобразной точкой отсчета для всех дальнейших характеристик, он образует настоящий семиотический водораздел между двумя вроде бы синхронными сферами американской и российской повседневности: «Не дай бог, вы попробуете предложить полицейскому взятку - сразу же наденут наручники».[20] Данная «особенность» меняет всю, выработанную годами, психологию взаимоотношений индивида и власти. Именно после получения дорожного «тикета» (штрафной квитанции) многие наши иммигранты впервые воочию сталкивались с американской судебной системой, и этот опыт чаще всего не был обнадеживающим. Основным выводом становилось убеждение, что в суд нужно ходить с адвокатом, а это дорого и непривычно: «Делов-то – превышение скорости на 10 миль, а столько хлопот». Крайне неприятным являлся и факт, что в США присуждение штрафа и штрафных очков увязывается со стоимостью автомобильной страховки на следующий год, а сами штрафы на порядок выше. [21]
Все это в итоге вело к вроде бы неизбежному принятию культуры законопослушания, но и одновременно к внимательному отслеживанию опыта американцев в данной сфере. Обнаруживалось, что американские водители тоже не ангелы, более того, наши иммигранты с удивлением (и, видимо, с затаенной радостью) читали в специальных брошюрах, распространяемых среди желающих получить водительские права, что «во время движения водитель должен исходить из того, что все время вокруг него будут нарушать, и быть готовым к этому».[22] Умудренные печальным личным опытом соотечественники дают рекомендации о том, как следует себя вести, общаясь с полицейским в США: «Если Вас остановил полицейский, ни в коем случае не выходите из машины, он сам к Вам подойдет. Желательно не делать резких движений и держать руки на руле или на коленях, чтобы полицейский, приближаясь к машине, мог их видеть. Вас попросят предъявить водительское удостоверение и контракт на аренду машины, не следует доставать их до того, как полицейский подойдет к машине, и будет видеть Ваши руки… Ни в коем случае не пытайтесь спорить с полицейским, а тем более предложить ему деньги или любой подарок, даже самый невинный сувенир. Это может окончиться наручниками».[23] Наручники, как неизбежный итог неправильного поведения в беседе с полицейским, упоминаются в иммигрантских текстах постоянно (правда, нам не удалось обнаружить ни одного свидетельства, основанного на личном опыте). Создается впечатление, что наши соотечественники пытаются таким образом подавить в себе неодолимый соблазн – несмотря ни на что, все-таки дать взятку и избавиться от долгосрочных проблем. Они убеждают себя и других, что про эту возможность надо забыть, раз и навсегда. Наручники фигурируют здесь как символ безысходности и подчинения.
После того, как неприятность произошла, и штрафные очки начислены, американский водитель начинает искать пути их досрочного снятия или сокращения. Весьма интересно описывает свой личный опыт С. Полозов. Когда после серии нарушений перед ним встала угроза десятикратного увеличения стоимости страховки, друзья посоветовали ему посетить однодневные курсы для нарушителей. Пришлось съездить за 200 миль, прослушать 6 часов лекций, но зато запись о нарушении была стерта из базы данных. [24]
В целом, можно утверждать, что успех или неудача того или иного российского иммигранта в приспособлении к американской жизни измеряется степенью приятия или неприятия им существующего в Америке баланса позитивных и негативных свобод. Речь идет не просто о подчинении системе социальных норм, а о развитии в себе способности эффективно пользоваться американскими позитивными свободами при одновременном согласии на довольно существенное, по сравнению с российским опытом, сужение сферы свобод негативных. Несоответствие уровня негативных и позитивных свобод в России и США является одним из фундаментальных культурных различий между нашими обществами. При этом, как мы выяснили, в расчет следует принимать не столько объективный, законодательно зафиксированный, уровень свобод, сколько субъективное представление об этом уровне, ярко отразившееся в российских «текстах об Америке». Если тезис об объективном недостатке негативных свобод в Америке доказать достаточно трудно (в качестве опровержения достаточно предъявить Билль о правах), то субъективное осознание этого обстоятельства буквально пронизывает тексты российских авторов. Даже если посчитать это иллюзией, коллективным заблуждением, все равно, факт воздействия этих идей на поведение россиян, оказавшихся в американской среде, несомненен. Хотя целью данного исследования не является изучение опыта американцев, живущих в России, позволим себе высказать предположение (подтвержденное в ходе личных бесед с американскими студентами), что и для американца, воспитанного в духе почитания «прав человека» и «гражданских свобод», жизнь в России вовсе не является погружением в пучину тирании и мракобесия. Многие из «информантов» утверждали, что на повседневном уровне «вольности» российской жизни часто становились для них откровением и порождали скорее позитивные, чем отрицательные эмоции (например, возможность пользоваться частными автомобилями в качестве такси или отсутствие строгого контроля за посещаемостью в университете).
В результате анализа российских описаний американской повседневности становится ясно, что общая направленность оценок данного феномена (различия в балансе позитивных и негативных свобод) практически не зависит от идеологической позиции автора. И в хвалебных, и в критических текстах признается факт различий в отношениях индивида с общественными и государственными структурами в США и России. Однако из этого обстоятельства делаются диаметрально противоположные выводы. Для критиков США антиномия «свобода-несвобода» является одним из базовых инструментов обоснования порочности американского общественного строя. Вот что, например, пишет в своем интернет-дневнике один молодой москвич (по-видимому, знакомый с американским обществом лишь по рассказам): «Спросите любого человека в Америке, зарабатывающего меньше $20000, ассоциируется ли у них слово "США" со словом "демократия", либо "свобода". 50% скажут "нет", а 50% скажут "да". Это "да" будет вовсе не их "да", а то "да", что им втирают телевизоры, газеты, радио, соседи, коллеги. Получается, что свобода и демократия достаются только тем, кто способен их купить на свою зарплату в $30000-50000 в год. Звериная демократия какая-то!»[25] Это высказывание примечательно и своим архетипическим построением (известным еще со времен советской пропаганды), и механизмом обоснования – который попросту отсутствует. Уверенность в том, что ответит «любой человек» берется, по-видимому, из дискурсивного опыта – представлений об Америке, почерпнутых из сообщений СМИ, кинофильмов и интернет-дискуссий.
Суждения россиян, не разочаровавшихся в Америке, стремящихся доказать что их решение об эмиграции было верным, не так часто касаются проблем негативной свободы (хотя критику американского «тоталитаризма» можно обнаружить и у них), но практически всегда так или иначе затрагивают сферу позитивных свобод, «американскую мечту». Вот одно из подобных высказываний, помещенных на форуме BBC в период президентской кампании 2004 г.: «Равные возможности голова и руки - вот главные богатства нашей (! – И. Ц.) страны. Именно на этих принципах работают республиканцы. Может быть Буш кому-то не симпатичен, но мы будем голосовать за его политику… Пусть демократы экспроприируют в другом месте - нам тут жить и делать бизнес».[26] В этих словах можно заметить любопытное перенесение индивидуального опыта противостояния советско-российскому строю (подавляющего частную инициативу, не предоставляющего позитивных свобод в достаточном объеме) на политическую ситуацию в США, противоборство кандидатов от республиканской и демократической партий. Демократы (и их кандидат Дж. Керри) представляются гонителями позитивных свобод («экспроприаторами»), что по мнению автора гораздо хуже, чем ограничения негативных свобод, предпринятые администрацией Буша в ходе борьбы с терроризмом. Подобная позиция, как мы показали в одной из публикаций,[27] свойственна для иммигрантов, добившихся успеха, сумевших приспособиться к американской социо-культурной среде. В ходе такого приспособления им пришлось пересмотреть свои представления о необходимом соотношении негативных и позитивных свобод (или же, что также вполне вероятно, их представления изначально отличались от общепринятых на родине, что и стало стимулом к эмиграции).
Подводя итоги, следует заметить, что изучение российских «текстов об Америке» с использованием категориального анализа имеет несомненную эвристическую значимость. Избранные в качестве базовых категории «негативной» и «позитивной» свободы позволяют довольно точно классифицировать разноплановые высказывания российских авторов. За самыми разными суждениями, описывающими и оценивающими американскую повседневность, можно усмотреть мировоззренческие мотивы, в определенной степени сводимые к представлениям о необходимом соотношении негативных и позитивных свобод. Наиболее существенным выводом, вытекающим из анализа этих представлений, следует признать констатацию их серийности и повторяемости. Независимо от тематики, идеологической позиции автора, предназначения и целевой аудитории рассмотренных текстов, при сопоставлении российской и американской действительности в них, в качестве существенного различия, фиксируется несоответствие уровня негативных и позитивных свобод в США и России. Конечно, авторы не используют такой терминологии, да и само разделение свобод на негативные и позитивные, предложенное И. Берлином, может быть оспорено.[28] В суждениях критиков американского образа жизни чаще всего говорится не об отсутствии в США негативной свободы, а о том, что ее там нет вообще. Однако, как показано выше, переходя от абстрактных высказываний к описанию повседневных практик, эти же критики, противореча сами себе, приводят множество примеров позитивных стратегий, реализуемых в США в силу «наивного законопослушания» американцев. Признание возможности «внесистемного» позитивного действия косвенно подтверждает наличие развитой сферы системных позитивных свобод. Высмеивая американское «правовое государство», критически настроенные авторы тем самым обосновывают его реальность.
Пристальное внимание, уделяемое авторами «текстов об Америке» проблеме свободы, указывает на актуальность и значимость этого сюжета в более широком контексте российско-американских отношений. Если, пытаясь дать оценку американскому образу жизни и сравнить его с российским, наши авторы часто обращаются к категории свободы, значит можно ожидать ее использования и в характеристике других аспектов отношений с США – например американской внешней политики или американской массовой культуры. Представления об иностранном государстве, его политике и культуре, носят в общественном сознании комплексный характер, и некоторые базовые оценки могут определять позицию по конкретным вопросам. По нашему мнению, в отношении россиян к США одним из мощнейших стереотипов является убеждение в неискренности американцев, основанное, среди прочего, и на явном несоответствии толкований категории свободы в России и США. Это можно суммировать в фразе: «Они называют себя самой свободной страной, а на самом деле в Америке свободы нет». Если американцы обманывают весь мир в наиболее существенном (свобода – главная постулируемая американская ценность) – значит, по мнению «среднего россиянина», нечего ждать от них искренности и в любых других вопросах. До стадии вдумчивого анализа и вывода о том, что «в США свобода есть, но она другая», доходят далеко не все. Таким образом, оказывается, что на пути всех усилий американских властей улучшить собственный имидж в России и других странах мира стоит мощнейшее препятствие – национальные представления о должном характере взаимодействия индивида и социума. Вряд ли их можно изменить, воздействуя на сознание с помощью прямой или косвенной пропаганды. Запросы людей в отношении необходимого уровня негативных и позитивных свобод формируются в процессе воспитания и лишь незначительно корректируются в зрелом возрасте под воздействием повседневного опыта. Мы видим, что даже в высказываниях иммигрантов, проживших в США десятилетия и приспособившихся к американскому образу жизни, заметно стремление к описанию окружающей действительности в давно усвоенных национальных категориях. Позволим себе высказать предположение, что степень сопротивления национальных культур процессам глобализации может быть некоторым образом увязана с характером традиционных для данной культуры представлений о позитивной и негативной свободе.
Использованный в данной статье подход к изучению российских «текстов об Америке» является лишь одним из возможных вариантов введения в научный оборот этих чрезвычайно интересных и многогранных источников. Их серийный характер открывает широкие перспективы для компьютерной обработки и использования метода контент-анализа. Рассмотрение данных текстов как особого жанра сетевой литературы позволяет использовать применительно к ним лингвистические методы. Суждения о различных сторонах повседневной жизни США, высказываемые авторами «текстов об Америке», позволяют составить целостную картину субъективных представлений россиян и вычленить их базовые компоненты. Знание этих базовых структур является сегодня обязательным условием эффективного развития российско-американских отношений на всех уровнях.
[1] Карнавал: открой свою Америку [http://ladyfromrussia.com/karnaval/usa/]; Все о США [http://www.america.al.ru/biblio.html]; Узнай Америку: все о США [http://americanlife.by.ru/]
[2] Lib.ru Сервер Заграница: США [http://world.lib.ru/country/index_country_91-1.shtml]
[3] Наиболее популярные русскоязычные блоги: LiveJournal [http://www.livejournal.com/]; LiveInternet [http://www.liveinternet.ru/]
[4] Баскина А.Л. Повседневная жизнь американской семьи. М., 2003; Полозов С. Сделано в США. М., 2003; Голяховский В. Американский доктор из России. История успеха. М., 2003; Таратута М. Америка с Михаилом Таратутой. М., 2004; Болондинская Л.С. В Америку за долларами. СПб, 1997 и др.
[5] Задорнов М. Возвращение // Все о США [http://www.america.al.ru/zadornov.html]
[6] Ромашов А.Г. Омерзительная Америка // WWW.CHEstyle.RU [http://www.chestyle.ru/obsudim/obs0001.html] В приводимых цитатах полностью сохранены авторские орфография и пунктуация.
[7] Полозов С. Сделано в США. М., 2003. С. 120.
[8] Симоненко К. Непутевые заметки о США // Vector [http://zametok.net], 2004. Очень похожее высказывание на эту тему можно обнаружить у М. Таратуты: Таратута М. Америка с Михаилом Таратутой. М., 2004. С. 53.
[9] Таратута М. Указ. соч. С. 156.
[10] Баскина А.Л. Повседневная жизнь американской семьи. М., 2003. С. 46-47
[11] Берлин И. Две концепции свободы // Библиотека Якова Кротова [http://www.krotov.info/library/b/ber/lin.htm]
[12] Там же.
[13] Ромашов А. Г. Указ. соч. [http://www.chestyle.ru/obsudim/obs0001.html].
[14] Полозов С. Указ. соч. С. 124
[15] Весьма характерная дискуссия на этот счет прошла в марте 2006 г. в блоге Weaponer’а – [http://weaponer.livejournal.com/372684.html]
[16] Берлин И. Указ. соч. [http://www.krotov.info/library/b/ber/lin.htm].
[17] Симоненко К. Указ. соч. [http://zametok.net].
[18] Зубов А. Об автомобиле в Америке // Все о США. 2000 [http://www.america.al.ru/avto.html]
[19] Завалишин А. Американская мечта - дневник программиста, уехавшего в США // Американская мечта [http://az.48.org]
[20] Симоненко К. Указ. соч. [http://zametok.net].
[21] Для окончательного убеждения новичков, один из авторов приводит размеры штрафов в Техасе: за непристегнутый ремень, негорящие фары, неисправный глушитель – 95$, за вождение без прав – 145$, за отсутствие страховки – 240$, за превышение скорости - от 120 до 270$ (Рукавишников Н. Ответ на вопрос в разделе «Машина и права» // Russian Immigration FAQ. 2000 [http://faq.russian-z1.org/us/us_newcomers/us_car/us_car_fines.html])
[22] Driver's licenses in the USA // Узнай Америку. Все о США [http://www.heartlink.ur.ru/USA/avto.htm].
[23] Там же.
[24] Полозов С. Указ. соч. С. 192. По закону, запись о нарушении хранится в базе данных, и оказывает воздействие на стоимость страховки, в течение 3 лет.
[25] Блог Mr-spy [http://mr-spy.livejournal.com/45898.html]
[26] Выборы в США: за кого эмигранты из СССР? // Форумы Би-би-си. 20 октября 2004 г. [http://newsvote.bbc.co.uk/mpapps/
pagetools/print/news.bbc.co.uk/hi/russian/talking_point/newsid_3746000/3746284.stm]
[27] Цветков И.А. Выборы 2004 г. в США: анализ политических предпочтений русскоязычных иммигрантов // Итоги президентских выборов 2004 года в США и перспективы российско-американских отношений. СПб, 2005. С. 36, 38.
[28] Как, например, расценить отсутствие государственного регулирования бизнеса – считать ли это сокращением вмешательства в приватную сферу (и приростом негативной свободы) или предоставлением более широких возможностей (и преумножением позитивных свобод)?