На главную страницу


Норман Мейлер (1923-2007) – американский писатель, журналист, драматург, сценарист и кинорежиссер. Кроме того, он известен как актер, снимался у таких знаменитых режиссеров, как Милош Форман («Рэгтайм», 1981) и Жан-Люк Годар («Король Лир», 1987).

Эссе Мейлера «Белый негр. Поверхностные размышления о хипстере» (1957) – это важнейший, основополагающий манифест хипстеризма, предвосхитившего многие контркультурные движения 1960-х годов. Текст сразу вызвал бурную дискуссию в интеллектуальных кругах Америки, а за Мейлером закрепилась слава скандального писателя. Однако ему самому импонировала роль ньюсмейкера, поэтому «Белый негр» был в каком-то роде намеренной провокацией. Это была так называемая «кость, брошенная конформистскому большинству». Такая провокация, надо сказать, достигла своей цели, породив ожесточенную полемику, в центре которой оказался сам Мейлер с его эпатажной позицией.

Это эссе стало первой попыткой контекстного анализа движения хипстеров (здесь имеется в виду хипстеризм как контркультурное движение 40 – 50-х годов XX столетия, совершенно отличное от того понятия, которое вкладывается в слово «хипстер» в наши дни). В книге это движение [хипстеров] рассмотрено не столько с социо-политической, сколько с социо-психологической точки зрения. Автор специально подчеркивает, что писатель в хипстерской среде – фигура крайне редкая, так как по сравнению, скажем, с битниками хипстеры составляют субкультуру в гораздо большей степени «бесписьменную». Хипстеры скорее ориентируются на восприятие вне-литературных культурных форм: музыки (в особенности джаза), ритуалов, специфического устного фольклора и т.д. Таким образом, Мейлер в «Белом негре» сумел текстуально изобразить хипстерское сознание, базирующееся на ощущениях и чувственном опыте.

Судя по тексту Мейлера, глубокое и основательное описание хипстеризма, особенно с психологической точки зрения, представляет крайне непростую задачу: хипстеры 1940-1950-х гг. практически не оставили письменных источников, и даже у современных автору хипстеров интервью взять было крайне затруднительно, так как хипстеры сознательно стремились абстрагироваться, обособиться от общества, которое, по их мнению, старается переделать всех под копирку. Возможно, что единственный способ познать душу хипстера – это найти с ним общий язык во время непредвзятой беседы.

Хипстера 1940-х годов можно было опознать по широкополой шляпе, иногда с перьями, или костюму фасона «зут» (эпатирующий стиль мужской одежды, зародившийся в среде негритянской и латиноамериканской молодежи: пиджак до колен с гипертрофированными плечами и мешковатые, сужающиеся к низу брюки на завышенной талии; иногда хипстеры носили остроносые ботинки, крупные запонки, галстук кричащего цвета и длинную цепь), часто такой костюм ассоциировался в сознании добропорядочных обывателей с гангстерами.  Среди хипстеров часто можно было встретить джазового музыканта, гораздо реже художника и почти никогда писателя. Они часто зарабатывали себе на жизнь мелким криминалом, занимались бродяжничеством. Многие хипстеры обитали в Гринвич-Виллидже (квартал в Манхэттене). Некоторые из них пробивались в кино и на телевидение в качестве актеров или комиков, что позволяло им приобрести некоторый материальный достаток (например, Джеймс Дин стал для хипстеров настоящим героем).

Эссе начинается с того, что Мейлер описывает состояние современной ему Америки 1950-х годов, пропитанной конформизмом взглядов, норм поведения и морали. Он говорит о тоталитарности американского общества (здесь имеется в виду не политическое устройство государства, а психологический тоталитаризм), которое навязывает и, можно сказать, диктует свои, как уже было сказано, конформистские ценности и правила жизни. «В таких условиях едва ли кому достает смелости хранить свою индивидуальность и свой собственный голос… Каждый понимал, что, выражая несогласие, он отдает в заклад собственную жизнь, и на очередном витке социальных потрясений эту закладную могли предъявить в любой момент. Американская жизнь каждой своей порой источала смрад страха, и все мы сообща страдали духом. Одинокая отвага одиночек – вот те единственные, за редким исключениями, проявления человеческого мужества, свидетелями которых мы становились тогда.»

Под отважными одиночками Мейлер подразумевал хипстеров, как новых американских экзистенциалистов; быть экзистенциалистом – значит чувствовать себя, понимать свои желания, тревоги, осознавать свою собственную природу чувств. Это новый тип экзистенциализма, возникшего в условиях американского «общества потребления» – хипстер всегда борется против засилья конформизма и полностью уверен в его разрушающем воздействии на человеческий разум, душащим всякое творческое начало. Хипстер постоянно находится в нестабильном состоянии ожидания угрозы, поэтому живет только сегодняшним днем, будто он последний в его жизни, и не стремится интеллектуально саморазвиваться, поощряя только немедленное удовлетворение своих желаний. Он признает только чувственный опыт, приобретаемый посредством приобщения к джазовой музыке, курения марихуаны и употребления других наркотиков, а так же беспорядочным половым соитиями как с женщинами, так и с мужчинами, как с белыми людьми, так и с представителями негроидной расы. Некоторые хипстеры увлекались дзен-буддизмом, другим же был присущ мистицизм. Для хипстера безопасность становилась синонимом скуки и конформизма, повторяющейся изо дня в день одинаковой и скучной жизни.

 Собственно, название эссе — «Белый негр», обуславливается тем, что у истоков движения хипстеров стоит собирательный образ американского негра, так как, по словам Мейлера, именно негр уже двести лет выживает в США на границе тоталитаризма и демократии. Негр на клеточном уровне осознавал, что он не может мириться с запретами, налагаемыми обществом, поэтому развивал в себе искусство выживать в примитивном: «жил бесконечным настоящим ради оттяга субботними вечерами, отказываясь от интеллектуальных удовольствий в пользу более насущных телесных развлечений». Всю свою энергию, страсть, ярость, вопли отчаяния он вкладывал в джаз, выражая все свои чувства посредством музыки.

Таким образом, образовалась порода городских авантюристов, которые вооружились смыслами черного человека и готовы применить их к собственной реальности, и так как хипстер впитал в себя негритянские принципы существования, то Мейлер и прозвал его «белым негром». Соответственно, отсюда и увлечение хипстера джазом, который рассматривался как музыка, оказавшая колоссальное влияние на авангардистов послевоенной эпохи, «впитавших в себя суммарный опыт разочарования и отвращения двадцатых годов, Великой депрессии и войны. Их объединяло недоверие к миру, в котором люди имеют слишком много денег и слишком многое стремятся контролировать».

Такое же неприятие хипстеризм выказывал относительно таких вещей, как товарищество, крепкая семья и размеренная половая жизнь, полностью отвергая существование в рамках традиционных «ячеек общества». Хипстеры придерживались суровой максимы: «Ты либо хипстер, либо «цивил»; ты либо бунтарь, либо конформист».

Мейлер также рассматривает хипстера как «философствующего психопата», который является по сути бунтарем без цели, бунт которого устремлен не на общие цели, а на удовлетворение своих собственных нужд, он не способен прилагать усилия для блага других. Подобно ребенку, психопат не может ждать вознаграждения и поэтому непременно должен получить все и сразу. Скажем, он не может ждать, пока общество достигнет нужной стадии, чтобы предоставить ему некое благо, эгоистическая амбициозность побуждает его вести себя вызывающе и добиваться, чтобы его имя фигурировало в заголовках. Такая характеристика психопата сближает его с хипстером. Однако нельзя путать такие понятия, как психопат и психотик. Так как психотик – клинический сумасшедший, его сознание настолько помутнено, что он напрочь лишается реальности происходящего, психопат же не умалишенный, а придерживающийся антиобщественных взглядов человек, лишенный галлюцинаций и дезориентации, в отличие от психотика.

И негр, и хипстер, будучи, как их назвал Мейлер, психопатами, сумели открыть и разработать низовую мораль, отличавшую, скажем, хорошего, заслуживающего уважения гангстера — от плохого гангстера, тогда как конформистское общество любого гангстера считало плохим и потенциально опасным.

Хипстеризм породил свой собственный язык, который представлял собой набор завуалированных намеков, построенных на двусмысленности в зависимости от контекста («ловить волну», «быть в теме», «просекать в чем-то»). Часто нюансы этих слов передавались интонацией.

Норман Мейлер стал теологом, если не апологетом хипстеризма, он закрепил за хипстером своего рода миссию и назвал его чуть ли не уникальным порождением американского общества, хотя хипстер – существо вовсе не уникальное: достаточно вспомнить британских «тедди», русских стиляг, французских экзистенциалистов, польских хулиганов и др. Само же понятие хипстер – синоним люмпена, так как почти все хипстеры выходцы из низового, пролетарского общества, а из люмпенов формируется прекрасные конформисты и служащие «режима». И едва ли найдется хипстер, который бы в глубине души не мечтал о некой конформности: любви, мире и уютной кухоньке с суетящейся женой в фартуке. Вся же концепция экзистенциализма является в какой-то степени романтическим идеализмом.  Мейлер романтизирует хипстерскую жизнь, а некоторые совершенно неприглядные стороны их жизни оставляет без внимания.