На главную страницу


Цветков И.А.

Статья опубликована в сборнике: Материалы XIII ежегодного россйско-амриканского семинара. СПб, Изд-во СпбГУ , 2004.

 

Довольно часто в наше время можно услышать вопрос: в какой степени современные отношения между США и Россией определяются политической конъюнктурой (активность международных террористов, реформы в России, избирательные кампании в США и т.п.), в какой – объективными факторами (геополитика, экономические циклы), и в какой – тем, что принято именовать «традициями», т.е. определенным набором ментальных установок, действующих, в основном, на бессознательном уровне? 

Не вызывает сомнений, что период «холодной войны» породил большую часть подобных установок, и их воздействие на умы политической элиты США и России сегодня значительно превосходит влияние наследия предшествующих периодов отношений. Часто звучащие апелляции к «традициям российско-американской дружбы 19 века» являются скорее риторическими фигурами, нежели реальным признанием их значения в современном мире.

О чем идет речь? В годы «холодной войны» в США и России сформировались такие установки как: 1) представление о неискоренимом идеологическом антагонизме; 2) рассмотрение друг друга в качестве основных соперников в глобальном масштабе; 3) недоверие, сомнения в искренности декларируемых целей и намерений; 4) тайное и явное торжество по поводу неудач соперника; 5) стремление при каждом удобном случае демонстрировать свою правоту и ошибочность действий оппонента.

Есть ли шансы у американской и российской политической элиты преодолеть названные стереотипы, и развивать отношения если и не «с чистого листа», то хотя бы основываясь на «хороших» традициях, сформированных в 18 – 19 вв.?

Прежде всего, следует заметить, что традиции – это вещь слабо управляемая. Можно работать над их «исправлением», но при этом все равно находиться в их власти. Поэтому поколение политиков, заставших «холодную войну», вряд ли сможет «перестроиться», как бы оно не старалось. Ключевое значение приобретает процесс смены политических поколений, в особенности атмосфера, в которой оно будет происходить. Увидят ли молодые политики в действиях, соответственно, США или России, подтверждение тем оценкам, которые, по старой памяти, дают им более опытные коллеги? Если слова о коварстве, агрессивности и злокозненности будут вполне адекватно характеризовать действия США или России, эти оценки получат статус по настоящему традиционных – ведь их достоверность получит подтверждение уже на материале нескольких не похожих друг на друга периодов международных отношений.

Впрочем, по убеждению многих, российско-американские отношения в современном мире уже не являются системообразующими. Говорится, что снижение интереса друг к другу неизбежно повлечет и ослабление накала страстей. Оценки станут менее резкими, взаимная неприязнь сгладится, уступит место ровным, рабочим отношениям. А как же «традиции»? Получается, что объективные факторы сильнее выработавшихся ментальных установок?

По нашему мнению, и объективные факторы, такие как геополитически заданная великодержавность, и психологические установки, в равной степени не позволят отношениям США и России снизойти до уровня «нормальности», вне зависимости от складывающейся политической конъюнктуры. Что позволяет говорить об этом?

Во-первых, и в российской, и в американской национальной психологии крепко укорено представление о величии своей нации. Если американцы находятся сегодня в фазе совпадения желаемого и действительного, то россияне остро чувствуют существующий дисбаланс, и стремятся компенсировать его всеми возможными способами, от гипертрофированного интереса к немногочисленным успехам отечественных спортсменов, до заявлений о могуществе сохранившегося ядерного потенциала. Отношения с США в этом ряду занимают немаловажное место. Когда президент Буш оказывает президенту Путину особую честь и развлекает его на своем ранчо в Техасе, многие россияне испытывают гордость, которую впрочем тщательно скрывают за фразами типа: «А чему тут удивляться? Путин – президент великой страны, и отношение к нему соответствующее». Зато через некоторое время, на выборах, Путин и его политические союзники получают удивляющую Запад поддержку, и этому не мешают ни низкие зарплаты и пенсии, ни сомнительные шаги в отношении гражданских прав и свобод. Таким образом, сохранение надлежащего уровня отношений с США превращается для российской политической элиты в способ самовыживания.

Второй немаловажный момент – сохранившееся со времен «холодной войны» представление о соревновательном характере российско-американских отношений. Лозунг «Догнать и перегнать Америку!» в современной России вроде бы снят с повестки дня, однако интерес к достижениям американцев сохранился, и эти достижения по прежнему рассматриваются не абстрактно, а в соотнесении с российскими достижениями или неудачами в аналогичной сфере. Можно взять практически любую статью, посвященную жизни американцев, опубликованную в отечественной прессе, и увидеть, что вслед за описаниями ситуации в сельском хозяйстве, кинематографе или внутренней политике США скрыто или явно следует риторический оборот: «Да, нам до них еще далеко» или «А мы тоже не лыком шиты». Сложно сказать, сохранилось ли подобное отношение у американцев, но из опыта общения с некоторыми из них явно следует: они не оспаривают факт, что Гагарин первым полетел в космос, но не забывают при этом упомянуть, что Армстронг водрузил американский флаг на Луне.

Эти настроения не обходят стороной и политические элиты наших стран, хотя там они, конечно, принимают специфические формы. В сфере дипломатии стремление показать себя более умелым и более хитрым игроком актуально для отношений с любыми странами, но в случае с США российские дипломаты в последнее десятилетие неоднократно демонстрировали прямо-таки мальчишеский задор. Достаточно вспомнить разворот самолета министра Примакова над Атлантическим океаном, рейд десантников в Косово или внезапную горячую дружбу Путина с Шираком и Шредером после начала американской операции в Ираке. В свою очередь, интерес американских дипломатов к укреплению позиций на постсоветском пространстве нельзя, на наш взгляд, объяснять исключительно геополитическими соображениями. Здесь, несомненно, действует и психологическое стремление доминировать в традиционной сфере влияния поверженного соперника.

Еще одна достойная упоминания черта, объединяющая русских и американцев – привычка выступать в роли носителей транснациональной идеологии. С американцами здесь все понятно, они уже давно, и достаточно успешно, занимаются распространением либерально-демократических ценностей. Взятая Россией на вооружение в 20 веке идеология марксизма-ленинизма потерпела сокрушительный крах, однако осталась привычка «учить жить» другие народы. Пожалуй что эта привычка даже старее марксизма-ленинизма. И в российской империи триада «православие, самодержавие, народность» использовалась для индоктринации народов, попавших в сферу влияния российского престола. В современных условиях «безыдейности» российские политики и дипломаты определенно чувствуют дискомфорт из-за неспособности предложить внятную альтернативу американской либеральной демократии, победному шествию которой по планете сегодня пытается ставить заслон радикальный ислам. Сложно строить прогнозы относительно перспектив возникновения в России новой конкурентоспособной идеологии, однако совершенно ясно: ни российская элита, ни тем более российское общество, в ближайшие десятилетия ни за что не согласятся принять ценности либеральной демократии, даже если на рациональном уровне все признают их правильность и полезность. Подобное принятие сломало бы вековой стереотип: не нам дают идеологию, а мы ее сами придумываем и распространяем. Именно эта психологическая особенность, на наш взгляд, лежала в основе неудач прозападных реформ начала 1990-х гг. (хотя, конечно, одной психологией эти неудачи не объяснишь).

Названные особенности восприятия российско-американских отношений в наших странах уже в достаточной степени обосновывают тезис о неизбежности сохранения интриги и определенного напряжения в контактах между США и Россией в ближайшие десятилетия. Это и есть та самая ментальная «традиция», которая действует наряду с экономикой и геополитикой, и которая часто заслоняется чередой текущих политических событий, конъюнктурными подъемами и спадами в отношениях. Как уже говорилось, эту традицию вряд ли можно убрать или заменить какой-то другой, но важно еще раз подчеркнуть: ключевое значение имеет то, в каком виде она будет передана новому поколению национальных лидеров, выросшему уже после окончания «холодной войны».