Согласно популярной в XVI—XVII веках теории меркантилизма, владение колониями было необходимым условием процветания государства, так как из колоний можно было получать драгоценные металлы (в идеале) или, по крайней мере, дешевое сырье, не расходуя золотой запас на закупки у конкурентов.
С таких позиций, североамериканские колонии рассматривались Лондоном как важный актив, и к 1730-м годам сформировалась система жестких таможенных правил (Навигационный Акт 1651 года и др.), во всех колониальных портовых городах были расквартированы офицеры таможенной службы. Все товары из английских колоний теперь могли официально попадать на европейский рынок только через Лондон, вывоз некоторых видов продукции и вовсе был запрещен (например, головных уборов по “Шляпному Акту” 1732 года).
Однако подобные ограничения не вызывали больших протестов среди колонистов. Вплоть до середины XVIII века принадлежность к Британской Империи вызывала у них нескрываемое чувство гордости, положения же таможенных правил колонисты научились весьма ловко обходить.
Запреты на прямую торговлю с Европой или с Китаем не мешали американцам развивать экономические связи с европейскими колониями в регионе Карибского моря, тем более, что там располагались и такие процветающие английские колонии как Багамы, Ямайка и Барбадос. Большой торговый “треугольник” связал порты Новой Англии, карибские колонии и Африку: бостонские купцы обменивали пшеницу на субпродукт переработки сахарного тростника — патоку, изготавливали из нее ром, обменивали его в Африке на рабов, которых доставляли на плантации Виргинии и Южной Каролины. Подобная схема вряд ли стала бы возможной без опеки, оказываемой колонистам могущественным флотом Британской империи.