В начале конфликта южане обладали целым рядом стратегических преимуществ, которые компенсировали их объективное отставание по другим параметрам. Хотя на Севере осталось 22 миллиона жителей, против 9 миллионов в штатах Конфедерации, хотя там было 100 тысяч фабрик против 20 тысяч на Юге и 70% всех имевшихся в США железных дорог — все равно южане были полностью уверены в победе.

Жителям Юга казалось, что правда на их стороне, что Севером движет лишь жажда мести и жажда наживы. Юг считал себя абсолютно экономически независимым, даже несмотря на слабое промышленное развитие. Хлопок с южных плантаций был в середине XIX века так же востребован на мировом рынке, как нефть и газ в наши дни. Конфедераты были уверены, что переживающие текстильный бум Англия и Франция ни за что не поддержат своих потенциальных конкурентов с севера США, но зато обязательно помогут своим стратегическим поставщикам хлопка на юге.

Моральная недопустимость рабства не считалась на Юге серьезным фактором. Южане полагали, что циничный коммерческий расчет все равно окажется сильнее, и хлопок с рабовладельческих плантаций обязательно найдет своего покупателя. В этом конфедераты принципиальным образом просчитались.

Даже на консервативной восточной окраине Европы, в Российской Империи, крепостное право было отменено — кстати, практически одновременно с созданием южной Конфедерации, в феврале 1861 года. Общественное мнение в европейских странах было настроено в отношении отмены рабства даже решительнее, чем общественное мнение Севера США — и европейские политики были вынуждены к нему прислушиваться. Никакой серьезной поддержки из Европы южане так и не получили.

Более серьезным козырем Юга, проявившимся с первых сражений, были талантливые военачальники. Генералы  Конфедерации Роберт Ли, Томас Джексон, Джеймс Лонгстрит и другие, как военные специалисты были на голову выше своих северных коллег. Причина заключалась в культивируемой на Юге в течение десятилетий особой атмосфере почитания военных как единственно возможной при республиканском строе аристократической касты — если на Севере самые способные и талантливые юноши шли в бизнес, на Юге они шли в военные училища.

Не только офицеры, но и рядовые южной армии были гораздо лучше обучены военному делу, имели гораздо более высокий боевой дух, чем добровольцы Линкольна, многие из которых были недавними иммигрантами, вступившими в армию лишь для того, чтобы по-быстрому подзаработать.