НАЗАД К ОГЛАВЛЕНИЮ

1.1. Основные этапы истории острова Тайвань до 1945 года

Вопросы тайваньской истории этого периода достаточно подробно освещены в западной историографии[1], кроме того, в силу их меньшей идеологической наполненности по сравнению с вопросами новейшей истории, они смогли стать предметом достаточно объективного и обстоятельного исследования, произведенного советским автором[2].

История Тайваня дает обширный материал для современных политических дискуссий по тайваньской проблеме. Противоборствующие стороны стремятся найти в прошлом доказательства обоснованности своих прав на остров, и подвергнуть сомнению соответствующие права соперника. В наибольшей степени это проявляется в спорах между сторонниками независимости Тайваня и приверженцами точки зрения, согласно которой Тайвань является частью Китая.

Естественно, что  в нашем изложении мы попытаемся по возможности избегать политической запрограммированности при подборе фактов, тем более, что некоторые выводы специалистов свидетельствуют о совершенной некорректности перенесения современных споров в историческую плоскость[3].

Согласно мнению большинства ученых, занимающихся этой проблемой, первые человеческие поселения на острове Тайвань появились более 10 тысяч лет тому назад. Относительно происхождения первых обитателей острова существуют различные мнения, однако на основании данных, полученных в результате лингвистических исследований, наиболее вероятной выглядит точка зрения о первоначальном заселении Тайваня с юга, с территории современных Малайзии и Индонезии.

Судьба коренных обитателей Тайваня имеет много общего с судьбой американских индейцев. В ходе исторического развития они были вытеснены с  плодородной равнины, занимающей западную часть острова, на восток, в горные районы. Сегодня на Тайване живет 390 тысяч т. н. «аборигенов», составляющих 1,8% от 22-миллионного населения острова[4].

Свидетельства о посещении Тайваня жителями Китайской империи, и даже представителями ее правительства, обнаруживаются в источниках начиная с эпохи династии Цинь (221-206 гг. до н.э.). Однако нигде в исторических документах вплоть до XVII в. н.э. мы не находим ни заявления претензий на Тайвань, ни  доказательств фактического контроля над тайваньской территорией официальными представителями какого-либо государства[5].

Вместе с тем не вызывает сомнения тот факт, что обитатели юго-восточных провинций Китая (прежде всего, провинций Фуцзянь и Гуандун)[6] достаточно давно (с XII-XIII вв. н.э.)[7] стали создавать на Тайване перевалочные торговые пункты, а затем и вовсе переселяться на остров. Вплоть до XVII в. китайское население острова было сосредоточено на территории нескольких небольших районов западного побережья. Некоторые исследователи отмечают, что миграция на Тайвань шла не только из Китая, но и из Японии. Это не переросло в серьезную конкуренцию между китайскими и японскими поселенцами только из-за «закрытия» Японии в 1636 г. – законодательного запрещения сегунатом Токугава всех контактов Японии с внешним миром.

В XVI в. началось проникновение на Дальний Восток и в Юго-Восточную Азию европейских держав, заинтересованных в установлении торговых контактов и приобретении колониальных владений. Первыми из европейцев на берега Тайваня высадились португальцы. Именно они дали Тайваню его европейское название – Формоза ( “Ilha Formosa” – в переводе с португальского означает «прекрасный остров»), однако им не удалось создать здесь  устойчивых колониальных поселений. В 1624 г., активизировавшиеся в регионе голландцы высадились на Тайване и после короткой, но ожесточенной войны с аборигенами установили достаточно прочный контроль над островом. Голландцы сумели наладить контакт с китайской общиной Тайваня, успешно отразили нападение на остров японской эскадры в 1628 г., а в 1642 г. воспрепятствовали проникновению сюда испанцев[8].

Более серьезная угроза для голландской администрации пришла с территории Китайской империи, где в 1644 г. произошла смена правящей династии и власть оказалась в руках маньчжурских завоевателей (создавших новую династию Цин (1644-1911)). В юго-восточных провинциях сопротивление завоеванию продолжалось еще около 20 лет, возглавлял его Чжэн Чэнгун, сын известного купца-авантюриста, часто и подолгу бывавшего по делам на Тайване. Вполне естественно поэтому, что когда напор со стороны маньчжурских войск стал непереносимым, Чжэн принял решение эвакуироваться с оставшимися у него силами на Тайвань. Последовала война с голландцами, те были вынуждены капитулировать (1 февраля 1662 г.) и покинуть остров.

Правление потомков Чжэн Чэнгуна (сам он умер в 1662 г.) продолжалось до 1683 г., когда маньчжурам наконец удалось полностью подавить сопротивление сторонников старой династии Мин. Этот эпизод тайваньской истории интересен тем, что здесь можно провести прямую параллель с событиями новейшего времени, когда на Тайване снова нашли убежище сторонники старого режима, потерпевшего поражение на материке[9].

Завоевав Тайвань, маньчжуры не сразу наделили его провинциальным статусом. Двести лет Тайвань находился в административном подчинении властей провинции Фуцзянь и лишь в 1887 г. был превращен в самостоятельную провинцию. Этому предшествовало привлечение внимания к Тайваню со стороны западных держав и Японии, стремившихся включить остров в свои сферы влияния в ходе новой, «империалистической» волны колонизации. Хотя идея завладения островом, который мог быть использован в качестве удобного опорного пункта, а также был ценен благодаря имевшимся залежам каменного угля, с конца 1830-х гг. просто витала в воздухе, ее практическому воплощению серьезно препятствовало присутствие на Тайване сильного маньчжурского гарнизона, а также специфическая репутация Тайваня как места, где постоянно происходят народные волнения, бунты, восстания дикарей[10]. К силовым методам попыталась в 1874 г. обратиться Япония, недавно вставшая на путь модернизации в результате «революции Мэйдзи» 1868 г. Однако японская военная экспедиция на Тайвань закончилась неудачей, остальные же державы лишь еще раз убедились в сложности приобретения Тайваня. И все же, через 10 лет снова возник замысел силового захвата острова, когда после успеха в завоевании исключительных прав во Вьетнаме, Франция решила организовать нападение на Тайвань и захватить его северную часть, особо интересуясь расположенными здесь цзилунскими угольными копями. В 1884-1885 гг. французы попытались реализовать этот план, но успеха не добились. Правительственные войска оказали агрессору достойное сопротивление, причем местное население, китайцы-хакка, добровольно помогали маньчжурам[11].

Спустя еще одно десятилетие, Японии наконец удалось получить Тайвань в качестве колониального владения, причем практически без ведения боевых действий на тайваньской территории. Остров был передан Японии согласно положениям Симоносекского мирного договора, завершившего китайско-японскую войну 1894-1895 годов[12].

Последняя декада китайского управления Тайванем ознаменовалась серией социально-экономических реформ («реформ губернатора Ли Минчжуаня»), превративших остров в одну из наиболее передовых провинций Китая[13]. Население Тайваня[14] было, в целом, удовлетворено условиями своей жизни, поэтому известия о Симоносекском договоре были восприняты здесь весьма болезненно. Политическая элита острова, наблюдая очевидное равнодушие к судьбе Тайваня со стороны Пекина, попыталась своими силами организовать антияпонское сопротивление, для чего в спешном порядке была провозглашена «Республика Тайвань». Однако после высадки в районе Цзилуна и Тайбэя японских войск, тайваньская провинциальная администрация быстро капитулировала и, таким образом, островной республике удалось просуществовать лишь 12 дней (23 мая – 4 июня 1895 г.). Неорганизованное сопротивление населения в различных районах Тайваня продолжалось еще около пяти месяцев, после чего японцы установили прочный контроль над всей территорией острова[15].

Принято считать, что эпизод с аннексией Тайваня японцами стал отправной точкой для развития китайского национализма, в европейском понимании этого термина. Оскорбленные патриотические чувства населения материкового Китая дали толчок широкому народному движению против империализма, иностранных привилегий и т. д. Вместе с тем это никак не проявилось на уровне политики в отношении Тайваня многочисленных китайских правительств  конца XIX и нескольких первых десятилетий XX в. Ни одно из них до начала второй мировой войны ни разу не подвергло сомнению статью Симоносекского договора, в которой говорилось о передаче Тайваня Японии «навсегда и в полное верховенство». По утверждению К. Хьюза, «имеющиеся  источники…свидетельствуют о том, что применение националистического принципа к Тайваню [со стороны правительства Китая] произошло только после вступления США во вторую мировую войну»[16]. В результате этого события, китайские лидеры (правительство Чан Кайши) пришли к выводу, что в новой ситуации, когда роль Китая в американской военной стратегии заметно возросла, и учитывая содержвшееся в Атлантической хартии (август 1941 г.) обещание о возвращении законных правительств на все захваченные территории, имеется возможность заявить претензии не только на районы Китая, оккупированные Японией после 1937 г., но и на более ранние потери, в том числе и на Тайвань[17].

Первое известное заявление Чан Кайши о необходимости возвращения Тайваня Китаю было сделано 6 октября 1942 г., во время его беседы с представителем американского президента Венделлом Уилки. В ноябре того же года Чан Кайши начал работу над книгой «Судьба Китая», в которой Тайвань уже характеризовался как крайне важное звено системы национальной безопасности Китая[18].

К декабрю 1943 г. усилия китайского правительства увенчались успехом. В Каирской декларации, подписанной лидерами США, Великобритании и Китая, говорилось о том, что после капитуляции Японии Тайвань, наряду с прочими незаконно отторгнутыми территориями, будет возвращен Китаю. Впоследствии, это решение было одобрено руководством Советского Союза и подтверждено в Потсдамской декларации 1945 г.

Полвека японского колониального управления наложили серьезный отпечаток на социально политическое и экономическое развитие Тайваня. Возможно в силу того, что Тайвань стал первой настоящей японской колонией, японские администраторы уделяли ему особое внимание и превратили остров в регион с образцово организованной экономикой, ориентированной, главным образом, на выращивание и переработку сахарного тростника. Некоторое развитие получили и другие отрасли промышленности, к концу японского правления на острове имелась разветвленная сеть железных дорог, их протяженность вместе с обычными составляла 6000 миль[19].

Политика колониальных властей на Тайване носила достаточно жесткий характер. Согласно закону 1896 г., гражданский генерал-губернатор, назначаемый японским правительством, имел практически неограниченные полномочия. Впоследствии, начиная с 1920-х гг., политические права местного населения  расширялись, но даже в конце колониального периода тайваньцы могли избирать только представителей в муниципальные советы, чиновники более высокого ранга подлежали назначению сверху.

В первый период японского правления политические ограничения сопровождались социальной дискриминацией коренных обитателей острова. Существовала система образовательных квот, в результате чего к началу 1930-х гг. только 51% детей тайваньцев посещали школу (среди детей японцев этот показатель равнялся 99%). Запрещались браки между тайваньцами и японцами.

Однако последние 15 лет колониального режима ознаменовались радикальным поворотом в политике. Японцы стали осуществлять т. н. «политику ассимиляции» (в рамках «Движения за превращение народа[Тайваня] в подданных [Японской] империи»). Тайваньцев стали принимать в японские школы, и даже в созданный в 1928 г. университет (первый на Тайване).

В результате всех противоречивых воздействий, к моменту окончания второй мировой войны тайваньцы оказались в состоянии «двоящейся» или даже «троящейся» национальной самоидентификации. По словам Shinkichi Eto, после ухода японцев обитатели Тайваня ощущали себя «более японцами, чем китайцами, а скорее всего ни первыми, и ни вторыми»[20]. Вместе с тем от окончания колониального управления ожидали многого, и новая образованная (усилиями японцев) элита Тайваня с энтузиазмом ожидала прихода  освободительной китайской армии.

1.2. США и Тайвань до 1941 года

Изучение вопроса о зарождении и эволюции интереса, проявляемого к острову Тайвань со стороны Соединенных Штатов имеет особое значение для анализа современной ситуации вокруг тайваньской проблемы. Дело в том, что согласно официальной оценке, даваемой тайваньской политике США китайским правительством, эта политика по сути своей всегда являлась империалистической, с момента зарождения была нацелена на включение острова в американскую сферу влияния. С этой точки зрения, решение администрации Трумэна о предоставлении гарантий безопасности находившемуся на Тайване гоминьдановскому режиму выглядело естественным результатом векового по продолжительности процесса американской агрессии, а подлинным мотивом вмешательства США в ход китайской гражданской войны становилось уже не стремление защитить некоммунистический режим, а желание сохранить остров Тайвань в качестве важного стратегического плацдарма, не допустить его перехода под китайский контроль (понятно, что гоминьдановский режим в рамках данной логики выступает в качестве не просто не-китайской, но антикитайской силы)[21].

Характерно, что подобная оценка американских мотивов, впервые появившись сразу после возникновения тайваньской проблемы, в основе своей не изменилась за пятьдесят лет, и сохранение напряженности вокруг Тайваня в Пекине по-прежнему объясняют империалистическим характером политики США.

Указанный подход к оценке роли и объяснению смысла американского вовлечения в тайваньскую проблему страдает одним существенным недостатком – он не учитывает фактора развития, фактора изменения ситуации вокруг Тайваня и корректировки американских подходов. Во второй и третьей главах мы рассмотрим, как происходила эта эволюция после 1949 г., сейчас же попытаемся определить качественно различимые этапы развития интереса США к острову Тайвань на протяжении предшествующего периода американо-китайских и американо-тайваньских отношений.

Начало коммерческих связей между США и Китаем обычно относят к 80-м гг. XVIII в., то есть периоду сразу после образования американского государства. Первый американский купеческий корабль («Императрица Китая») направился к берегам Поднебесной империи в 1784 г.; к началу XIX в. в американо-китайской торговле ежегодно принимало участие около 50 кораблей. Однако известно, что и коммерческие связи между США и Китаем, и деятельность американских миссионеров на китайской территории – все это вплоть до 1840-х гг. развивалось исключительно на основе частной инициативы и правительство Соединенных Штатов практически не прилагало усилий для организации и регулирования активности американских граждан. Единственным официальным представителем США в Китае был консул, направленный в Гуанчжоу (Кантон) в 1786 г. – но ему даже не было назначено жалованье[22]. Только после первой «опиумной войны»(1840-1842) и заключения англо-китайского договора, согласно которому китайское правительство соглашалось допустить во вновь открытые порты не только англичан, но и купцов из других государств, в Китай была снаряжена официальная американская миссия во главе с Калебом Кашингом, итогом деятельности которой стало подписание первого договора между Китаем и США (1844 г.).

Условия, в которых американо-китайские связи развивались в первой половине XIX в. серьезно сдерживали их развитие. Даже после заключения договора 1844 г. купцы из США могли привозить свои товары и торговать ими только в пяти открытых портах китайского побережья. Что же касается Тайваня, то в это время ни один из его портов не был открыт, следовательно любая попытка установить с островом торговые отношения была незаконной. Тем не менее, существуют данные, свидетельствующие о наличии таких отношений, и об участии в них американских граждан начиная с  1830-х гг. При этом, нелегальный характер американской торговли с Тайванем подчеркивался еще и тем обстоятельством, что в качестве предмета торговли выступал опиум, запрещенный к ввозу китайским правительством.

В ходе миссии Калеба Кашинга американские представители никак не проявили заинтересованности в приобретении Тайваня, равно как и стремления добиться от китайских властей уступок в отношении торговли с островом. Скорее наоборот, во время переговоров американцы впервые продемонстрировали свой особый подход к контактам с Китаем, отличавшийся от подхода остальных держав.  Сутью подхода являлась игра на контрасте поведения, отказ от силовых методов давления, стремление предстать в виде искреннего, миролюбивого партнера, заинтересованного во взаимовыгодном сотрудничестве, а не в приобретении чрезмерных и необоснованных привилегий. Согласно статье 33 американо-китайского договора 1844 г., граждане США, уличенные в контрабандной торговле опиумом, либо предпринявшие попытку торговать в каком-либо из китайских портов сверх пяти поименованных, лишались защиты американского правительства и подлежали китайскому суду. Ведя переговоры с китайским правительством, Кашинг неоднократно подчеркивал, что американцы, говоря о необходимости выделения участков китайской территории для своих торговых миссий, всегда имеют в виду не приобретение этих земель, а лишь их аренду на неопределенный срок.

Специфика американского подхода была отмечена китайцами, купцов из США постепенно научились отличать от английских, а в 1861 г. один из влиятельнейших чиновников цинского правительства Чжан Гофэнь охарактеризовал американцев следующим образом: «Изо всех западных варваров [они наиболее] искренни и честны, и за долгие годы многократно демонстрировали свое уважение и уступчивость по отношению к Китаю»[23].

Некоторые исследователи приходят к выводу, что специфика поведения американских представителей на переговорах в 1843-1844 гг. серьезно повлияла на позицию Пекина в отношении территориальных претензий со стороны других держав. В результате, в числе прочих, оказались нереализованными и замыслы Франции о приобретении «одного из островов у необъятного побережья Поднебесной империи». Материалы дипломатической переписки того времени указывают, что в роли такого острова вполне мог выступить Тайвань.

Таким образом, давая оценку официальной политике США в отношении Китая до середины 1840-х гг., следует отметить, что эта политика скорее помогала китайским властям противостоять нажиму со стороны европейских держав, нежели способствовала захвату каких-либо китайских территорий, в т. ч. острова Тайвань.

Поводом для внесения корректив в американские подходы стали события второй половины 1840-х гг. в США – расширение территории государства на запад в итоге войны с Мексикой, приобретение Калифорнии в 1848 г., получение доступа к тихоокеанскому побережью. В результате, отношения со странами Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии приобрели новое значение и перспективу. Остров Тайвань, расположенный по пути из Калифорнии в Шанхай стал представлять стратегический интерес, особенно в связи с имевшимися там залежами каменного угля (суда на паровой тяге к этому времени уже активно включились в океанскую торговлю). Кроме того, по мере увеличения числа рейсов в 1840-е гг. на американские корабли довольно часто стали нападать тайваньские пираты, а в некоторых случаях команды с потерпевших крушение кораблей попадали в плен к тайваньским дикарям, которые подвергали американских граждан различным унижениям, пыткам, или просто убивали.

Все это привело к тому, что на протяжении 1850-х гг. возникло несколько проектов приобретения Тайваня Соединенными Штатами[24]. Авторами всех проектов являлись представители американского правительства в Китае, лично изучившие обстановку в регионе и представившие в Вашингтон свои соображения насчет желательного направления политики США.

Первый из известных проектов такого рода был составлен коммодором Мэттью Перри, в 1852-1854 гг. возглавлявшим знаменитую экспедицию по «открытию» Японии. Перри указывал на Тайвань как на «замечательно удобно расположенный пункт», и предлагал сначала создать здесь американский сеттльмент, а затем постепенно превратить весь остров в американский протекторат. По мнению Перри, это не было слишком сложной задачей, так как пекинское правительство лишь номинально владело островом, фактически же он являлся независимым.

Примерно в то же время, что и от Перри (в марте 1854 г.), в Вашингтон пришло письмо от Тауншенда Харриса – талантливого дипломата, впоследствии ставшего первым генеральным консулом США в Японии. Харрис отмечал политические и коммерческие преимущества, которые США могли бы получить, владея Тайванем, говорил о незаинтересованности пекинских властей в Тайване, который является для них лишь «пиратским гнездом», и предлагал просто-напросто купить этот остров у Китая. Помимо прочего, такой метод приобретения китайской территории в очередной раз представил бы американцев в выгодном свете по сравнению с другими «иностранными дьяволами».

Ни на одно из упомянутых предложений из Вашингтона не последовало никакой реакции. В декабре 1856 г., в обстановке начавшейся второй «опиумной войны», американский поверенный в делах, Питер Паркер, отправил в Вашингтон донесение, в котором предлагал воспользоваться сложившейся ситуацией и добиться от Пекина уступок, чтобы «французский флаг развевался в Корее, английский – опять в Чжоушане, а флаг Соединенных Штатов – на Формозе». Замыслы Паркера подкреплялись известным ему фактом основания в 1855 г. на Тайване нелегальной американской фактории. Американские купцы подкупили местных чиновников и получили право на ведение торговли, хотя официально Тайвань по-прежнему оставался закрытым для иностранцев.

Предложение Паркера появилось во время войны, поэтому американское правительство уделило ему больше внимания, чем двум предыдущим. 27 февраля 1957 г. госсекретарь У. Мэрси направил Паркеру ответное письмо, в котором указывалось на то, что президент Пирс не одобряет применения «крайних мер» и выступает за сохранение нейтралитета США по отношению ко всем участникам вооруженного конфликта. В результате, Паркер был вынужден прервать свою деятельность по подготовке военной экспедиции на Тайвань, которую он несколько месяцев проводил в тесном сотрудничестве с коммодором американской дальневосточной эскадры Армстронгом[25]. Через некоторое время Паркер был сменен на посту американского представителя в Китае Вильямом Ридом, в инструкциях которому говорилось о том, что «сама природа нашего правительства, и его политика…лишают нас каких-либо стремлений к территориальным приращениям и к приобретению политического могущества в этом отдаленном регионе».

Развитие событий показало, что курс вашингтонской администрации на невмешательство в ход боевых действий был весьма дальновидным. Соединенным Штатам удалось добиться ряда новых привилегий в результате подписания договоров 1858 и 1860 гг., и при этом сохранить репутацию «самого честного  и дружелюбного партнера» Китая. Согласно договору 1860 г. для иностранной торговли открывались все тайваньские порты, что положило конец периоду нелегальных коммерческих связей США и Тайваня.

До конца XIX в. еще несколько раз возникали ситуации, когда в Вашингтоне рассматривались перспективы изменения политики США в отношении Тайваня. В марте 1867 г. американский корабль «Ровер» был штормом выброшен на тайваньский берег, после чего уцелевшие члены его команды подверглись нападению аборигенов и были убиты. Американский консул в Амое Чарльз Лежандр (который впоследствии стал советником японского министерства иностранных дел и был среди активных участников японской экспедиции на Тайвань в 1874 г) потребовал от китайского правительства строгого наказания виновных, угрожая в противном случае предпринять акцию по захвату тайваньской территории. Китайские власти восприняли угрозу всерьез, и в спешном порядке организовали поимку преступников, удовлетворив таким образом американские требования. Инцидент был исчерпан[26].

Следующим поводом для привлечения внимания к Тайваню стали события 1894-1895 гг. В ходе китайско-японской войны американское общество в целом занимало прояпонскую позицию. Японцев называли «восточными янки», они представлялись в качестве носителей энергичного, «западного» начала в борьбе с инерционным китайским консерватизмом. Соединенные Штаты не принимали участия в дипломатическом нажиме на Японию после заключения Симоносекского мира, когда Германия, Россия и Франция заставили Токио отказаться от первоначально полученного Японией по договору Ляодунского полуострова. Никакой дипломатической поддержки Вашингтон не оказал Китаю и в вопросе о Тайване, который перешел в колониальную собственность Японии.

Вместе с тем после приобретения Гавайев и Филиппин в 1898 г. американское присутствие в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) приобрело качественно новый уровень, что неизбежно вело к американо-японскому соперничеству. В результате серии соглашений начала ХХ в., договоров, заключенных на Вашингтонской конференции в 1921-1922 гг., Соединенным Штатам удалось добиться некоторой стабилизации региональной системы отношений, которая, впрочем, быстро нарушилась в 1930-е гг. в результате агрессивных действий Японии. После японской  атаки на Перл-Харбор в декабре 1941 г. США оказались непосредственно вовлеченными во вторую мировую войну. После ее окончания в 1945 г. на Тайвань вернулась китайская администрация. Однако формальной передачи острова Китаю по ряду причин не произошло. События 1940-х гг. имели определяющее значение для возникновения «тайваньской проблемы» как нового мощного узла противоречий в системе международных отношений.

1.3. Возникновение тайваньской проблемы, 1943-1950 годы

Начальный импульс обострению ситуации вокруг Тайваня в 1940-е гг. был дан решением гоминьдановского правительства Китайской Республики (КР) использовать Тайвань как последний рубеж обороны в гражданской войне с коммунистами. Интересно, что до переезда на Тайвань гоминьдановцы, спасаясь от Народно-освободительной армии Китая (НОАК), поменяли четыре столицы: в апреле 1949 г. они перебрались из Нанкина в Гуанчжоу, в октябре – из Гуанчжоу в Чунцин, в ноябре – из Чунцина в Чэнду, и только 8 декабря 1949 г. – на Тайвань[27]. Легко заметить, что первоначальное направление отступления (на юг и запад) не указывало на вероятность окончательного избрания Тайваня опорным пунктом. Эвакуация на остров оттягивалась до последнего момента, и помимо естественного нежелания терять связь с материком, в качестве причины подобного поведения китайских лидеров можно отметить ситуацию в гоминьдановском руководстве:  21 января 1949 года Чан Кайши ушел в отставку с поста президента, сохранив при этом формальный и фактический контроль над партией гоминьдан и вооруженными силами. Все «непопулярные решения» об отступлении под натиском коммунистов вынужден был принимать бывший вице-президент, теперь ставший во главе КР, Ли Цзунжэнь. Ли чрезвычайно тревожило продолжавшееся вмешательство Чан Кайши в дела практического управления, поэтому он стремился максимально удалить свой штаб от штаба генералиссимуса, который уже к августу 1949 г. фактически создал на Тайване теневое правительство[28].

По-видимому, Чан Кайши осознал, что Тайвань может быть использован как база при неблагоприятном исходе гражданской войны еще в декабре 1948 г. 29 декабря в отставку был отправлен губернатор островной провинции Вэй Даомин, известный своим либерализмом и прозападной ориентацией. Вэй был назначен на губернаторский пост в мае 1947 г., когда главной проблемой на Тайване для Чан Кайши была ликвидация последствий кровавой расправы над участниками февральского восстания, восстановление хотя бы минимального уровня общественной поддержки режима[29]. Теперь приоритеты изменились, и новым губернатором стал генерал Чэнь Чэн, лично преданный Чан Кайши, способный принимать жесткие решения для поддержания общественного порядка и не склонный к переговорам с американцами о возможной «автономизации» Тайваня (Вэй Даомин, постоянно сдерживаемый в своих реформаторских начинаниях из Нанкина, по некоторым сведениям, в беседах с американскими представителями на Тайване высказывался за увеличение политической самостоятельности острова)[30].

Стихийная эвакуация на Тайвань жителей прибрежных районов материкового Китая началась с осени 1948 г[31]. Гоминьдановские лидеры сразу же увидели в этом угрозу, т. к. в неконтролируемом потоке на остров могли проникнуть коммунистические агенты. В феврале 1949 г. Чэнь Чэном был отдан приказ о блокаде тайваньского побережья и тщательной фильтрации всех приезжающих с материка[32]. В это же время Чан Кайши направил на Тайвань двух своих сыновей, Цзян Цзинго и Чан Вэйго, первый из которых возглавил тайваньское отделение гоминьдана, а второй привез на остров возглавляемую им дивизию[33].

Обстановка на Тайване накалялась по мере успехов НОАК на материке и 20 мая 1949 г. Чэнь Чэн своим указом ввел на острове военное положение[34]. Начались аресты подозреваемых в связях с коммунистами, а также выражающих симпатии идее «автономизации» Тайваня. Только за 1949 г. репрессиям подверглось не менее 10 тысяч тайваньцев[35].

Чан Кайши впервые прибыл на Тайвань в начале мая 1949 г. и обосновался в Цзаошане, одном из пригородов Тайбэя. Время от времени Чан летал на материк для совещаний с Ли Цзунжэнем[36]. С июля 1949 г. на Тайвань стали систематически переправляться подразделения гоминьдановской армии[37]. 1 августа 1949 г. Чан Кайши объявил о возобновлении работы в Цзаошане Чрезвычайного военного совета Китайской Республики; незадолго до этого здесь же был официально размещен центральный секретариат гоминьдана[38].

Тем временем, на материке дело шло к полному разгрому гоминьдановцев. 1 октября 1949 г. на площади Тяньаньмэнь в Пекине Мао Цзэдун объявил о создании КНР. К декабрю 1949 г. ни у кого не осталось сомнений в неспособности правительства националистов контролировать даже юг и юго-запад материкового Китая. Президент Ли Цзунжэнь 7 декабря 1949 г. перебрался «на лечение» в Вашингтон. Этот шаг был воспринят современниками, с одной стороны, как бегство, а с другой – как  последняя отчаянная попытка представить себя в качестве «третьей силы», альтернативы и коммунистам и Чан Кайши, и получить таким образом вожделенную американскую помощь[39].

Для Чан Кайши отъезд Ли стал сигналом к действию – лидер гоминьдана имел все основания опасаться, что в Вашингтоне все-таки примут решение поддержать «действующего президента» КР. 8-9 декабря 1949 г. по указанию Чан Кайши большинство чиновников гоминьдановского правительства переехали из Чэнду  на Тайвань, 10 декабря Тайбэй был официально провозглашен временной столицей Китая[40]. После этого эвакуация на Тайвань приняла действительно массовый характер. До момента, когда коммунисты прочно взяли под контроль восточное побережье материка, на Тайвань успело перебраться около 2 млн. человек. В результате, население острова возросло на треть и к 1950 г. составило 8 млн. человек[41].

В конце 1949 – начале 1950 г. Чан Кайши занялся формированием нового политического механизма, приспособленного к изменившейся ситуации. 21 декабря во главе Исполнительного юаня (правительства КР) был поставлен генерал Чэнь Чэн, а освободившийся пост губернатора провинции Тайвань занял Ву Гочэнь, известный своими либеральными взглядами[42]. Таким образом Чан быстро нашел применение уникальному сосуществованию на Тайване двух параллельных политико-административных структур – провинциальной и общегосударственной. В данном случае, благодаря назначению двух противоположных по миросозерцанию политиков на руководящие посты, Чан «убивал двух зайцев» – сохранял необходимо жесткий контроль над населением острова  (которое теперь стало фактически воплощать в себе все население КР) и создавал себе благоприятный имидж в глазах американских политиков и общественного мнения[43]. Вместе с тем похоже, что Чан Кайши не хотел допускать даже мысли об абсурдности и непрактичности искусственного сохранения «лишнего» этажа власти после сокращения фактической территории КР до размеров Тайваня. Напротив, он с самого начала всячески оберегал от распада эвакуированные на Тайвань государственные структуры, так как они символизировали сохранение связи режима с материком. Особенно трепетно Чан Кайши относился к сумевшим перебраться на остров «народным представителям», избранным в высшие органы власти КР согласно новой конституции весной 1948 г[44]. В соответствии с «Временными положениями конституции действующими в период подавления коммунистического мятежа», принятыми Национальным собранием еще на материке в мае 1948 г., избранный состав представительных органов «замораживался», вплоть до нормализации обстановки – на практике это привело к тому, что последних «ветеранов» из Национального собрания, Законодательного и Контрольного юаней удалось отправить в отставку законным порядком лишь в декабре 1991 г.

Окончательному восстановлению контроля Чан Кайши над государственным аппаратом КР весной 1950 г. мешало лишь формальное наличие «действующего президента» – Ли Цзунжэня, который, находясь в США, все же сумел добиться личной аудиенции у президента Г. Трумэна. Встреча была назначена на 3 марта 1950 г. и снова, как и в случае с переносом столицы, Чан Кайши решил предотвратить возможные нежелательные последствия активности Ли. 1 марта 1950 г. Чан заявил о возобновлении исполнения собой обязанностей президента КР. Через несколько недель было организовано вынесение постановления об импичменте Ли в связи с «длительным неисполнением обязанностей»[45].

И все же, главная угроза власти Чан Кайши в это время, конечно же, исходила не от бюрократических интриг в его окружении, и даже не от возможного участия в них США, а от действий НОАК, которая в любой момент могла приступить к операции по захвату Тайваня.  Впервые подобное намерение лидеры коммунистов официально продемонстрировали в заявлении 15 марта 1949 г., правда тогда оно обосновывалось не желанием изгнать с острова чанкайшистов (что еще не приобрело на тот момент достаточной актуальности), а тем, что «США хотят превратить его [Тайвань] в острие будущей агрессии против Китая»[46]. Весной 1950 г. Тайвань остался в числе немногих территорий, все еще контролируемых правительством КР, либо другими, полу- или независимыми от Чан Кайши группировками гоминьдановцев. Большая часть этих территорий представляла собой острова, так что НОАК, в процессе их постепенного «освобождения», имела возможность продемонстрировать Тайбэю свою способность проводить морские десантные операции. Наибольшую встревоженность в стане Чан Кайши вызвало состоявшееся 2 мая 1950 г. занятие НОАК сравнимого по размерам с Тайванем острова Хайнань у южного побережья Китая. Вместе с тем степень защищенности этого острова (несколько десятков тысяч гоминьдановских солдат, без достаточного количества военной техники и боеприпасов), а также его приближенность к материку, не позволяли утверждать, что захват Тайваня, на котором было сосредоточено около 500 тысяч человек, входящих в состав боеспособных армейских подразделений, значительное количество танков, авиации, и который отделялся от материка проливом шириной не менее  150 км, будет для НОАК столь же простой задачей. Военным командованием КНР сразу же после захвата о. Хайнань был разработан и план захвата Тайваня, но сами китайские генералы отмечали, что реализовать его будет непросто в силу двух обстоятельств: острой нехватки морских транспортных средств и неспособности обеспечить достаточное прикрытие операции с воздуха[47]. По имеющимся сведениям, предупреждения военных не воспринимались руководителями КНР слишком серьезно, в Пекине полагали, что огромное численное превосходство и высокий боевой дух НОАК уже в 1950 г. позволят так или иначе овладеть Тайванем[48]. Кстати говоря, к таким же выводам приходили и американские военные аналитики[49].

Среди причин того, почему же захват Тайваня так и не состоялся весной – в первой половине лета 1950 г., в числе прочего упоминаются несколько эпидемий, приведших к гибели на базах в провинции Фуцзянь значительной части солдат НОАК, сосредоточенных там для проведения тайваньской операции[50].

Хоть положение Чан Кайши было в это время и не из простых, он явно не собирался отсиживаться на Тайване и пассивно ожидать решения собственной участи. Чан пытался добиться дипломатической поддержки – ездил в Корею, на Филиппины, вел там переговоры о создании «Дальневосточного антикоммунистического альянса»[51]. Практически сразу же после переезда на Тайвань гоминьдановское правительство приступило к организации диверсионных рейдов на материк, в ходе которых коммунистам наносился достаточно серьезный урон[52].

И все же, несмотря на сложности военного характера, препятствовавшие быстрому захвату Тайваня, и на отчаянные попытки Чан Кайши заручиться поддержкой дальневосточных соседей, одно из коренных противоречий тайваньской проблемы, противоречие между двумя политическими режимами, КНР и КР, скорее всего разрешилось бы в срок не превышающий несколько лет, если бы не подключение к участию в этом противостоянии нового действующего лица, Соединенных Штатов Америки. Почему США оказались вовлеченными в тайваньский конфликт? Ясно видны три основных направления заинтересованности Вашингтона в контроле над ситуацией вокруг Тайваня, существующие к рубежу 1949 – 1950 гг. Во-первых, это наметившийся в годы второй мировой войны рост внимания США к острову Тайвань как к важному стратегическому пункту. Во-вторых, это желание воспрепятствовать любому, в том числе проявляющемуся в форме захвата Тайваня НОАК, распространению влияния «мирового коммунизма». В-третьих, это давняя связь США с гоминьдановским режимом, для которого о. Тайвань с конца 1949 г. превратился в последнее и единственное пристанище.

С середины 1940-х гг. эти мотивы заставляли американских политиков постепенно расширять степень вовлечения США в тайваньскую проблему, хотя  вплоть до лета 1950 г. это вовлечение оставалось достаточно умеренным. Попробуем проследить эволюцию подходов Вашингтона к основным вопросам, возникающим по мере развития ситуации вокруг Тайваня в интересующий нас период.

В ходе второй мировой войны заново возникла давно не подвергаемая обсуждению проблема международного статуса Тайваня. На Каирской конференции лидеров США, Великобритании и Китая в ноябре – декабре 1943 г. американский президент Ф. Рузвельт поддержал точку зрения, отстаиваемую китайской делегацией, согласно которой после окончания войны Китаю должны были быть возвращены не только все территории, отобранные у него Японией с момента начала первой мировой войны, но также и о. Тайвань. На Китай и его военный потенциал, а также лично на Чан Кайши американской администрацией в то время еще возлагались большие надежды, поэтому Ф. Рузвельт не прислушался к возражениям У. Черчилля, который полагал, что Тайвань необходимо у Японии отобрать, но Китаю пока не передавать, дождаться окончания войны и тогда уже отдельно обсудить будущий статус острова.  В результате, в Каирской декларации 1 декабря 1943 г. подчеркивалось, что цель трех держав заключается в том, чтобы «лишить Японию всех островов на Тихом океане, которые она захватила или оккупировала с начала первой мировой войны 1914 г., и в том, чтобы все территории, которые Япония отторгла у китайцев, например Маньчжурия, Формоза и Пескадорские острова, были возвращены Китайской Республике»[53]. Подтверждение данного стремления было зафиксировано 26 июля 1945 г. в Потсдамской декларации[54].

Вместе с тем уже в ходе боевых действий на Тихом океане американские военные эксперты не могли не отметить, что стратегическое значение острова Тайвань в новой ситуации значительно возросло. Именно со своих тайваньских баз Япония начала в 1942 г. операцию по захвату американских Филиппин[55]. На протяжении всей войны японские бомбардировщики, взлетавшие с аэродромов на Тайване, наносили позициям США ощутимый урон. Неудивительно поэтому, что в 1945 г. в американском военно-морском штабе  приступили к разработке подробнейших планов захвата Тайваня. Их содержание не ограничивалось военными аспектами проблемы, американцы собирались  участвовать и в процессе послевоенного политического, экономического, социального переустройства Тайваня[56]. Однако в последний момент от операции по захвату острова из тактических соображений было решено отказаться, и американцы обошли Тайвань стороной, уделив основное внимание изгнанию японских войск с Филиппин и с Окинавы[57]. В феврале 1945 г. американский главнокомандующий, Дуглас Макартур, официально поручил китайским военным принять капитуляцию блокированных на Тайване японских армий – этот, к тому времени уже чисто символический акт был произведен 25 октября 1945 г. Еще до капитуляции, 30 августа 1945 г., гоминьдановское правительство  приняло официальное решение о включении Тайваня в состав КР, и о создании на острове отдельной провинции[58].

Американская администрация Г. Трумэна фактически санкционировала все эти действия, в очередной раз подтвердив приверженность позиции, зафиксированной в Каирской и Потсдамской декларациях. Подобное поведение США, помимо всего прочего, объяснялось и тем, что власти КР с самого начала  стали достаточно терпимо относиться к сохранению американского присутствия на острове. По сообщению советского автора, военные базы США на Тайване стали создаваться уже с 1945 г[59]. Известно также, что основной объем необходимых перевозок через Тайваньский пролив осуществлялся гоминьдановцами на любезно предоставленных американских военно-транспортных кораблях. Именно таким способом на Тайвань в феврале-марте 1947 г. были доставлены карательные войска[60].

Несмотря на широкие перспективы подобного сотрудничества и кажущуюся решенность вопроса о принадлежности Тайваня, в 1947 г. этот вопрос снова стал широко обсуждаться, как в США, так и в европейских столицах. Это было связано, главным образом, с резонансом, который имели в мире события февраля-марта на Тайване. В те несколько недель,  пока продолжалась карательная операция, шли аресты и расстрелы, для лидеров тайваньского антигоминьдановского движения единственным вариантом спасения казалось установление опеки ООН или протектората США над островом, которые могли бы спасти их от произвола китайских властей. И если политики западных стран в то время еще воздерживались от открытого обсуждения подобных вариантов, то журналисты уже заговорили об этом в полный голос, четко расставляя акценты в оценках происходящего на Тайване[61]. И после подавления восстания, и замены губернатора Чэнь Ю на либерала Вэй Даомина, тема международного статуса Тайваня не была забыта, скорее наоборот. В качестве юридического аргумента стало приводиться то обстоятельство, что факт передачи Тайваня Китаю зафиксирован лишь в нескольких декларациях, мирный договор между Китаем и Японией еще не заключен, а значит и вопрос о принадлежности острова не может считаться окончательно решенным. Англия, еще в 1943 г. в лице У. Черчилля оспаривавшая решение Каирской конференции о Тайване, с 1947 г. стала устойчиво придерживаться позиции, охарактеризованной в выступлении министра иностранных дел Р. Мэйхью 30 июня 1947 г.: «До мирной конференции [и подписания договора с Японией] японские территории нельзя считать официально возвращенными»[62].

Администрация Г. Трумэна на протяжении 1947 г. воздерживалась от подобных заявлений и официально говорила о приверженности решениям в Каире и Потсдаме. Однако американские дипломаты, посещавшие Тайвань после февральского восстания, не могли не отметить глубоких противоречий, существовавших на острове между коренным населением и китайской администрацией. В августе 1947 г. на Тайване побывали участники специальной разведывательной миссии, возглавляемой генералом-лейтенантом Альбертом Ведемейером. В своем отчете генерал подробно характеризовал достоинства Тайваня (развитая инфраструктура, природные богатства, образованное население), а также отмечал: «Есть все признаки того, что они [тайваньцы] [нормально] восприняли бы превращение в протекторат США или переход под опеку ООН»[63]. Но, несмотря на такие выводы, в ходе встреч с представителями гоминьдановской администрации Ведемейер заверял их в том, что США не собираются захватывать остров – чем, по воспоминаниям современников, чрезвычайно обрадовал китайских лидеров, но крайне разочаровал тайваньских активистов[64]. Понятно, что и те, и другие с большим вниманием следили за высказываниями американских политиков и за изменениями в расстановке акцентов. В 1947 г. правительство Чан Кайши еще не было настолько обеспокоено проблемой собственного выживания, чтобы воспринимать стремление США взять под контроль часть китайской территории как приветствуемое решение. Когда в октябре 1947 г. в гонконгской прессе появились сообщения о переговорах, якобы ведшихся между офицерами Информационной службы США (USIS) в Тайбэе и представителями коренного населения Тайваня, по вопросу об автономии или даже независимости острова под протекторатом США, гоминьдановская пропаганда стала обвинять Вашингтон в «новом издании империализма». Похоже все-таки, что в то время в американских правительственных кругах идея опеки еще всерьез не рассматривалась, и активность персонала тайбэйского USIS’а была порождена не четкими указаниями центра, а собственной инициативой[65].

И все-таки, американское присутствие на Тайване в 1947 – 1948 гг. продолжало расширяться. Вскоре после миссии Ведемейера, осенью 1947 г., было объявлено о начале функционирования на острове американской программы военного обучения. Американский автор говорит об этом как о «поворотном пункте», подтверждении того, что с этого момента Пентагон всерьез заинтересовался Тайванем[66]. Кроме того, несмотря на грозную антиимпериалистическую риторику, власти КР продолжали скорее поощрять, чем сдерживать американо-китайское военное сотрудничество в зоне Тайваньского пролива. В первой половине 1948 г. по всем имеющимся каналам гоминьдановцы стремились донести до американских властей идею о превращении Тайваня в мощную военно-морскую базу, для чего, естественно, требовалась серьезная финансовая и техническая поддержка Соединенных Штатов. Очень скоро китайское предложение приобрело множество сторонников в конгрессе США, и уже в июле 1948 г. был принят соответствующий закон (PL 512), по которому Китаю был передан 131 боевой корабль общей стоимостью в 141 млн. долларов[67].

Тем временем, внутриполитическая ситуация в Китае все более выходила из под контроля гоминьдана, а начиная с осени 1948 г. наметился явный перелом в пользу КПК в ходе гражданской войны. Именно с этого времени угроза перехода Тайваня под коммунистических контроль стала осознаваться в качестве вполне реальной. Во всяком случае, именно в октябре 1948 г. в госдепартаменте США впервые состоялось рассмотрение возможности использования американских вооруженных сил для обороны Тайваня. Важно заметить, что на данном этапе Тайвань все еще понимался преимущественно как важный стратегический объект, а не как часть территории дружественной КР, и тем более не как последний оплот гоминьдана. В силу этого, учету подвергались в основном факторы военного, а не политического характера. Достаточно естественным в связи с этим выглядит и принятое решение: в обороне Тайваня участия не принимать. Даже с возросшим стратегическим значением, сам по себе Тайвань не заслуживал того, чтобы США подвергались из-за него риску быть вовлеченными в крупную войну на Дальнем Востоке[68].

Подобное решение могло служить руководством к действию на несколько ближайших месяцев, но проблемы не устраняло. Новый госсекретарь, Дин Ачесон, отправил в начале 1949 г. на Тайвань специальную разведывательную миссию во главе с Ливингстоном Маршаллом. Госдепартамент при Ачесоне стал постепенно превращаться в оплот антигоминьдановских сил в американском правительстве. Такие известные деятели, как Джордж Кеннан, Дин Раск, Пол Нитце, Джон Фостер Даллес сходились во мнении, что гоминьдановское руководство уже достаточно себя скомпрометировало, чтобы в очередной раз рассчитывать на американскую помощь[69]. Сам Ачесон придерживался той же позиции, и в числе поручений, данных Л. Маршаллу, значилось прощупывание почвы на предмет устранения Чан Кайши от власти любым возможным способом, с последующим возвышением какой-либо устраивавшей США фигуры – например известного либеральными взглядами генерала Сунь Личжэня. Миссия Л. Маршалла специально направлялась на Тайвань, так что все вышеупомянутые указания Ачесона касались именно острова, а не материковой территории, судьба которой в начале 1949 г. уже виделась предрешенной. Вернувшись в США, Маршалл представил отчет, в котором ясно давал понять, что все планы переворота в пользу Сунь Личжэня, либо кого-то из лидеров тайваньских сепаратистов абсолютно нереальны, так как Чан Кайши держит политическую ситуацию на острове под жестким контролем[70].

Следует отметить, что к моменту начала постепенного перемещения на Тайвань (лето 1949 г.) гоминьдановский режим имел самый минимальный за долгие годы уровень поддержки со стороны Соединенных Штатов. Кульминацией этого спада стала публикация госдепартаментом в августе 1949 г. т. н. «Белой книги» – 1054-страничного сборника документов, в том числе ранее засекреченных, из которых, по мнению антигоминьдановски настроенных членов администрации Г. Трумэна, со всей очевидностью следовало, что режим Чан Кайши сам виновен в своих злоключениях, и  что США сделали все возможное для его спасения. Согласно «Белой книге», с 1937 г. правительство США выделило Китаю помощь в форме грантов и низкопроцентных кредитов в размере около 3,5 млрд. долларов (2,4млрд. – гранты, 1,1 млрд. – кредиты), причем только 40% этой помощи поступило до момента капитуляции Японии. Остальная сумма, по мнению составителей «Белой книги», была бездарно растрачена чанкайшистами уже в ходе гражданской войны[71]. Подобные факты должны были еще раз подтвердить целесообразность прекращения всякой поддержки Чан Кайши и принятия Соединенными Штатами выжидательной позиции – «пока осядет пыль», по выражению Д. Ачесона[72].

Вместе с тем пассивное ожидание развития событий становилось все менее возможным по мере того, как Тайвань превращался в основную базу гоминьдановского руководства и военно-стратегический аспект тайваньской проблемы дополнялся политическим. Позиция администрации Г. Трумэна в отношении правительства КР, изложенная в «Белой книге», разделялась далеко не всеми американскими политическими лидерами. Сложившаяся за годы второй мировой войны традиция опоры на Чан Кайши в Китае не могла быть сломана так просто. К тому же, в 1949 г. стало четко обозначаться стремление республиканцев «раскрутить» тему «потери Китая» для политической дискредитации демократов, удерживающих контроль над Белым Домом с 1933 г. В ответ на «Белую книгу» сенаторы Г. Бриджс, У. Ноуленд, Маккэрэн и К. Уэрри выпустили меморандум, в котором отвергали основные аргументы администрации и называли «Белую книгу» «1054-страничной попыткой оправдать надуманную политику ничегонеделания, ведущую к угрозе завоевания Азии Советами»[73]. Более радикальные критики уже тогда начали утверждать, что речь идет не об ошибочной пассивности, а о целенаправленной подрывной политике, проводимой прокоммунистически настроенными чиновниками в госдепартаменте[74].

Тем временем, администрация пыталась продемонстрировать, что факт переезда гоминьдановского правительства на Тайвань не только не прибавил острову значимости в глазах Вашингтона, но скорее наоборот, окончательно устранил США от проблемы тайваньской обороны. В августе, после получения известий о начале закрепления Чан Кайши на Тайване, в Вашингтоне было предпринято новое межведомственное исследование ситуации. Несмотря на изменившуюся политическую ситуацию, вывод, содержащийся в докладе Объединенного комитета начальников штабов (ОКНШ) был тем же самым – Соединенные Штаты не обладают достаточными ресурсами для того, чтобы без серьезного ущерба для своих интересов силовым путем предотвратить захват Тайваня коммунистами[75].

Уверенность многих членов администрации Трумэна в неминуемой потере Тайваня отражает и один любопытный документ, составленный 26 августа 1949 г. В этом меморандуме известный нам генерал Ведемейер (занимавший тогда пост заместителя начальника штаба по политическому планированию) рекомендовал заместителю госсекретаря по связям с общественностью, Дж. Аллену, приступить к осуществлению «успокоительной пропаганды», которая должна была надлежащим образом подготовить «друзей США в Восточной и Юго-Восточной Азии» к известию о захвате острова коммунистами. Хотя данная рекомендация и не была сразу же использована, несколько позже, как мы увидим, идея Ведемейера окажется воплощенной в жизнь[76].

Насколько можно судить по имеющейся информации, действительному устранению США от участия в событиях вокруг Тайваня в конце лета – осенью 1949 г. помешала только существующая в американском государстве система принятия внешнеполитических решений. Если бы президентская администрация могла единолично определять курс внешней политики, все связи США с агонизирующим на Тайване гоминьдановским режимом были бы, по всей видимости, разорваны. Однако исполнительная власть должна была считаться с мнением конгресса, а также с его финансовыми полномочиями. В результате, помощь Чан Кайши продолжала поступать и после его переезда на Тайвань, как в соответствии с ранее принятыми законами, так и согласно новым. К примеру, в октябре 1949 г. был принят Закон о совместной обороне и взаимопомощи, предоставлявший правительству КР очередные 75 млн. долларов[77]. Кроме взаимодействия с конгрессом администрация должна была также приходить к внутреннему согласию, для чего требовалось достижение компромисса между многочисленными ее структурными подразделениями, ответственными за ведение внешней политики. В том же октябре 1949 г. в аппарате Совета национальной безопасности (СНБ) был разработан детальный план превращения Тайваня в стратегическую базу США, который, по мнению его авторов, мог быть реализован даже несмотря на сложность существовавшего положения. План предусматривал несколько этапов, на каждом из которых Соединенные Штаты должны были прибегать исключительно к средствам дипломатического давления. Сначала, необходимо было заставить Токио передать Тайвань по мирному договору не Китаю, а США. Затем, предполагалось добиться согласия на подобную схему со стороны  Чан Кайши, в обмен на гарантии личной безопасности и обещание поддержки политики «возвращения на материк». Наконец, через Генеральную Ассамблею ООН нужно было оформить опеку США над Тайванем, а затем превратить остров в штаб Тихоокеанской антикоммунистической ассоциации, неприступность которого обеспечивалась бы мощным присутствием американских вооруженных сил[78]. Следует отметить, что существование подобных проектов не столько подчеркивало «коварство» трумэновской администрации, которая несмотря ни на что продолжала строить расчеты в отношении Тайваня, сколько отражало специфику  внутренней организации американских внешнеполитических ведомств, при которой ни один из мыслимых вариантов политического поведения не должен быть упущен и сброшен со счетов без специального рассмотрения. Значение «плана СНБ» не выходило за пределы аналитической записки, содержание которой лишь давало пищу для размышлений главным ответственным лицам, но ни в коей мере не диктовало им надлежащую линию поведения.

Таким образом, можно утверждать, что разработка темы «спасения Тайваня» не являлась приоритетным направлением занятий трумэновской администрации осенью 1949 г. Однако американский конгресс практически компенсировал это обстоятельство, превратив обсуждение тайваньской проблемы в основной пункт повестки дня  заседаний и слушаний в конце 1949 – начале 1950 гг. Понятно, что главным поводом для этого явился «исход» на остров гоминьдановского режима, тем не менее, в ходе дискуссий конгрессмены значительное внимание уделяли не только проблеме помощи старому союзнику – Чан Кайши, но и вопросу о сохранении Тайваня как такового, в качестве стратегического опорного пункта США в Восточной Азии. Интерес к тайваньской проблеме стал настолько ажиотажным, что некоторые члены конгресса даже совершили поездки на Дальний Восток, чтобы непосредственно познакомиться со сложившейся ситуацией. Один из них, влиятельный сенатор-республиканец, представитель штата Нью-Джерси А. Х. Смит, после возвращения, 4 ноября 1949 г., направил письмо Д. Ачесону, в котором предложил немедленно приступить к осуществлению ряда дипломатических шагов, необходимых для сохранения американского присутствия на Тайване. Интересно, что содержание предложений Смита почти буквально повторяло содержание охарактеризованного выше «плана СНБ» октября того же года[79]. Не дождавшись реакции на свое обращение, А. Смит решил познакомить со своим планом широкую публику. Сначала, 29 ноября, он изложил его в выступлении перед комитетом по иностранным делам (КИД) сената[80],  а затем, 1 декабря, представил план на пресс-конференции журналистам, причем сообщил, что в ходе личной беседы он заручился полной поддержкой своего проекта со стороны столь влиятельной фигуры, как Дуглас Макартур[81]. Таким образом, с декабря 1949 г. обсуждение перспектив тайваньской политики США, по сути дела, приобрело публичный характер. Конгресс изначально захватил инициативу в борьбе с администрацией, предложив конкретную программу действий. Белый Дом и госдепартамент были вынуждены ограничиваться официальными заявлениями о приверженности традиционной политике, в то время как все межведомственные исследования и разработки носили секретный характер. Накануне наступления нового, 1950 г., интенсивность высказываний конгрессменов по вопросам, связанным с Тайванем, достигла апогея. 30 декабря 1949 г. прозвучало сразу два новых предложения: сенатор У. Ноуленд призвал к посылке на Тайвань очередной разведывательной миссии во главе с А. Ведемейером, с целью подготовки размещения на острове контингента вооруженных сил США; сенатор Р. Тафт заявил в интервью, что настало время послать к тайваньским берегам мощные подразделения военно-морского флота Соединенных Штатов. 2 января 1950 г. стало известно, что предложение Тафта поддержал бывший президент США Герберт Гувер[82]. Некоторые конгрессмены – представители демократической партии также высказывались в это время против политики «умывания рук». Давая общую оценку позициям представителей республиканской и демократической партий по тайваньской проблеме на рубеже 1949 – 1950 гг., В.Н. Барышников отмечал, что республиканцы выступали за военное вмешательство, демократы – за более мягкий подход, например введение торгового эмбарго против КНР[83]. Следует заметить, что и среди республиканцев существовала прослойка «умеренных» – такие известные партийные деятели как Г. К. Лодж-младший, А. Ванденберг,  высказывали сомнения по поводу целесообразности полномасштабного военного вмешательства, У. Джадд говорил, что следует ограничиться лишь посылкой разведывательной миссии[84].

В администрации тем временем продолжалось скрытое от внимания посторонних бюрократическое обсуждение тайваньской политики, в ходе которого, по сути дела, окончательно подавлялось сопротивление сторонников ее активизации. 15 декабря военное министерство направило в госдепартамент предложения, разработанные в ОКНШ в свете последних событий (окончательного переезда гоминьдановского правительства на Тайвань):  послать на Тайвань разведывательную миссию, выделить Чан Кайши дополнительные средства на приобретение необходимых для обороны острова вооружений. Госдепартамент предложения военных отверг, заявив, что подобные шаги лишь нанесут вред американским интересам на Дальнем Востоке[85]. 23 декабря госдепартамент официально отказал в помощи послу Китайской Республики, в этот же день по зарубежным дипломатическим миссиям США была разослана циркулярная телеграмма, составленная на основе предложений генерала А. Ведемейера от 26 августа. Американских дипломатов предупреждали, что окончательное поражение режима Чан Кайши ожидается в ближайшее время, и что это событие, равно как и переход Тайваня под контроль коммунистов, должны быть восприняты без лишних эмоций[86].

Очевидное расхождение в подходах между исполнительной и законодательной властями окончательно вышло на поверхность после того, как 3 января 1950 г. информация о циркуляре 23 декабря проникла в прессу. Ситуация требовала немедленного прояснения позиций, и не дожидаясь намеченной на 10 января конференции по тайваньской проблеме в КИД сената, где Д. Ачесон должен был обстоятельно охарактеризовать тайваньскую политику администрации, президент Г. Трумэн уже 5 января 1950 г. выступил с официальным заявлением. В очередной раз подтвердив приверженность США решениям Каирской и Потсдамской конференций, Трумэн сказал: «В настоящее время Соединенные Штаты не стремятся к приобретению особых прав или сооружению военных баз на Формозе. Кроме того, они не намерены использовать свои вооруженные силы для вмешательства в существующую ситуацию. Соединенные Штаты не станут проводить политический курс, который повлечет за собой вмешательство в гражданский конфликт в Китае. Также, правительство США не будет предоставлять военную помощь, или посылать военных советников для поддержки китайских сил на Формозе»[87]. Казалось, что здесь были расставлены все точки над  i, разве что выражение «в настоящее время» оставляло некоторый простор для маневра. Эта фраза была добавлена в текст в последний момент, а выражение «США не хотят отделить Формозу от Китая», присутствующее в первоначальном варианте, напротив, исчезло. Инициатором таких перестановок выступил председатель ОКНШ Омар Брэдли[88].

Более развернутое толкование позиции американского правительства представил Д. Ачесон, сначала выступивший 10 января в КИД сената, а затем, 12 января в Национальном пресс-клубе. Наиболее важной частью этих выступлений была характеристика «оборонительного периметра» США в Восточной Азии – линия, очерченная Ачесоном, пролегала восточнее Тайваня и Южной Кореи, не захватывая их[89].

Понятно, что принимая вызов, брошенный конгрессом, и вынося свою политическую позицию на широкое обсуждение, администрация должна была запастись достаточным количеством веских аргументов, которые оправдывали бы отказ от продолжения поддержки Чан Кайши и поиска путей сохранения американского присутствия на Тайване. Помимо всего прочего, исполнительной власти пришлось столкнуться и с моральным аспектом проблемы – «уход» США с Тайваня означал окончательное устранение Вашингтона от участия в судьбе коренного населения острова и несомненное лишение последнего столь ценимого американцами права на самоопределение. Как отмечал в письме Дж. Кэрру (в то время – служащему американской дипломатической миссии на Тайване) один из тайваньцев: «Японцы-агрессоры получат от США гарантированную демократию, а мы, угнетаемые японцами на протяжении 50 лет, будем оставлены «на съедение» коммунистам»[90]. Идея провозглашения независимой «Формозской республики» была чрезвычайно популярна в конгрессе в первые дни после заявления Трумэна, в ее поддержку высказывались такие известные сенаторы как Тафт и Ванденберг[91]. Однако отстаивая позицию администрации, Д. Ачесон отверг возможность такого решения, причем также использовал этическое обоснование: «мы не можем отказаться от ранее признаваемого факта передачи Формозы Китаю только из-за того, что обстановка изменилась не в нашу пользу. Мы же приличные люди»[92]. В ходе дебатов в конгрессе по тайваньской проблеме Ачесон отмечал, что Соединенные Штаты не должны проводить в Азии империалистическую политику, уподобляясь при этом СССР[93]. Надо сказать, что и среди конгрессменов предложения сделать Тайвань независимым в конечном счете не получили поддержки большинства: 9 января КИД палаты представителей пришел к выводу, что «поздно проводить референдум [о статусе Тайваня среди жителей острова], Тайвань уже китайский, референдум будет истолкован как бесцеремонное американское вмешательство»[94].

Наиболее серьезным аргументом сторонников политики «умывания рук» в январе 1950 г. оставалось нежелание подавляющего большинства американцев подвергаться риску вовлечения в кровопролитную войну на Дальнем Востоке из-за пока еще вполне локальной тайваньской проблемы. Зловещий образ китайских коммунистов тогда еще только начинал формироваться, а в окружении Д. Ачесона и вовсе шли разговоры о высокой вероятности возникновения китайского «титоизма», с перспективой дальнейшего раскола внутри мирового коммунистического лагеря. В случае реализации данного варианта и коммунистический Тайвань не представлялся для США окончательно потерянным. Все эти обстоятельства привели в январе 1950 г. к фактической нейтрализации оппозиции курсу администрации со стороны «китайского лобби»; 17 января на партийной конференции сенаторы-демократы почти единогласно поддержали тайваньскую политику Г. Трумэна[95].

Однако претворение в жизнь программы устранения США от тайваньских дел, изложенной в выступлениях Трумэна и Ачесона, оказалось делом практически неосуществимым. Из слов представителей администрации следовало, что никаких специальных действий Соединенные Штаты предпринимать не будут – они просто воздержатся от прямого вмешательства в случае окончательного поражения Чан Кайши и захвата Тайваня НОАК. Понятно, что для осуществления такого «воздержания» необходимо было дождаться  захвата – а он, как мы помним, откладывался по ряду причин. Длительный период напряженного ожидания конечно не мог быть «пустым» - дискуссии по тайваньской проблеме продолжались, и продолжалось фактическое сотрудничество США с чанкайшистами на Тайване[96].

Тем временем, в процесс формирования политики США в отношении Китая и Тайваня вмешался новый мощный фактор. В феврале 1950 г. сенатор Дж. Маккарти выступил со своей печально знаменитой речью, обвинив чиновников госдепартамента в сотрудничестве с коммунистами. В том же месяце Маккарти встретился с известным деятелем «китайского лобби», Альфредом Кохльбергом, который занимался разоблачением коммунистических агентов уже несколько месяцев, правда искал их не в госдепартаменте, а в Институте тихоокеанских отношений. Итогом встречи стало то, что проблемы «потери Китая» и «подрывной деятельности коммунистов в США» слились воедино – провалу во внешней политике нашлось простое объяснение[97]. Натиск маккартизма был настолько силен, что администрации Г. Трумэна пришлось по ряду позиций перейти к плотной обороне. В такой ситуации фактическое пренебрежение к последнему осколку «свободного Китая» - гоминьдановскому режиму на Тайване, продемонстрированное в январских заявлениях президента и госсекретаря, становилось мощнейшим козырем в руках их политических противников. Вполне естественным в связи с этим выглядит нежелание исполнительной власти каким-то образом активизировать процесс ухода с Тайваня весной-летом 1950 г. Тем не менее, администрация упорно отказывалась и от какого-либо отступления, смягчения январской позиции. 23 июня Д. Ачесон в очередной раз заявил, что США не будут принимать участие в гражданской войне в Китае[98].

Весь расклад сил изменился через два дня, 25 июня 1950 г., когда началась Корейская война. Она была истолкована в Вашингтоне как начало массированного наступления «мирового коммунизма» на позиции «свободного мира» в Восточной Азии. Тайвань теперь нужно было оборонять не просто из соображений защиты стратегических интересов США, или симпатий к Китайской Республике – остров оказался частью «зоны свободы», которую во что бы то ни стало нужно было сохранить в неприкосновенности, а в дальнейшем максимально расширить. Данное понимание очень быстро нашло воплощение в серии политических решений. О новых шагах США в отношении Тайваня президент Г. Трумэн официально заявил 27 июня. Основных шагов было два: во-первых, в Тайваньский пролив для его нейтрализации направлялись подразделения 7-го флота Соединенных Штатов и, во-вторых, изменялась позиция Вашингтона по вопросу о статусе Тайваня – он теперь признавался неопределенным вплоть до стабилизации обстановки в Азиатско-Тихоокеанском регионе[99].

Впоследствии, в мемуарах, Г. Трумэн утверждал, что к концу июня 1950 г. у него еще не было четкого представления о том, как в новой ситуации будут строиться отношения с гоминьдановским режимом, и что решение о вводе 7-го флота рассматривалось тогда как временное[100]. В тексте заявления 27 июня президент призвал гоминьдановцев прекратить любые диверсионные акты в отношении материка во избежание провоцирования коммунистов. Однако по мере развития событий в Корее, и особенно после начала участия в войне китайских «добровольцев», обратной дороги для США практически не оставалось. Уже 27 июля 1950 г. американский президент одобрил предложение СНБ о принятии новой программы военной помощи режиму Чан Кайши на Тайване, и об отправлении на остров группы военных советников[101]. Вскоре было принято решение об активном участии США в разработке экономической политики Китайской Республики. Связи Вашингтона и Тайбэя стали развиваться  в геометрической прогрессии, и в такой ситуации перспективы захвата Тайваня НОАК выглядели уже достаточно призрачно. Во всяком случае, любая попытка подобного захвата подразумевала активное противодействие со стороны США. Вместе с тем очевидно, что власти КНР не могли полностью отказаться от намерений окончательно покончить со своим основным политическим противником, а также установить контроль над Тайванем. Возникал явный круг противоречий, в котором Соединенные Штаты играли одну из главных ролей. Их вовлечение в борьбу вокруг Тайваня представлялось теперь несомненным.

Исторический обзор процесса формирования тайваньской проблемы был бы неполным, если бы мы не обратили внимание на еще один весьма важный его аспект. Речь идет о зарождении проблемы представительства Китая в международных организациях, а также о вопросе признания двух китайских режимов другими членами мирового сообщества. Казалось бы, на фоне ожесточенного противостояния между КПК и гоминьданом, когда решался вопрос о жизни или смерти Китайской Республики, странно считать обозначенный аспект по-настоящему важным. Кстати говоря, именно такое отношение к нему можно было заметить в 1949 – 1950 гг. со стороны США и западноевропейских держав. Если большинство из них сразу и не признали КНР, подразумевалось, что после того, как в Китае останется один единственный режим, его признание произойдет почти автоматически, вне зависимости от политических симпатий и антипатий. Как отмечал в одном из выступлений Д. Ачесон: « Когда мы открываем посольство или миссию в другой стране, мы делаем это вовсе не для того, чтобы продемонстрировать одобрение курса ее правительства. Нам просто необходим канал для осуществления межгосударственных отношений и защиты законных интересов США»[102]. Мало кто до начала Корейской войны мог предвидеть будущее значение вопроса о формальных связях КНР и КР с мировым сообществом. Но оказалось, что после вмешательства США и «замораживания» гражданской войны в Китае, тема признания и представительства приобрела особый смысл, так как только на этом дипломатическом фронте КНР и КР смогли продолжить реальную борьбу, не имея возможности раз и навсегда разрешить свои фундаментальные противоречия.

Исходя из этого, важное значение имеет рассмотрение  «стартового состояния», формальных позиций, занимаемых сторонами в «мировой бюрократической иерархии» накануне потрясений лета 1950 г.

Прежде всего, следует отметить существенное превосходство, сохраненное гоминьдановцами в интересующей нас сфере, несмотря на все их военные поражения. Представитель КР продолжал заседать в Совете безопасности ООН, причем в качестве постоянного его члена. Подобное право чанкайшисты получили благодаря тому же доброму союзническому отношению со стороны Соединенных Штатов, которое позволило им в Каире приобрести Тайвань. 26 июня 1945 г., в Сан-Франциско, на учредительной конференции ООН, делегация КР первой из 50-ти присутствующих поставила свои подписи под хартией этой организации.

После образования КНР лидеры нового государства заявили о своем стремлении занять место КР в ООН. Впервые это желание было сформулировано и донесено до генерального секретаря ООН 15 ноября 1949 г., причем в поддержку КНР сразу же выступили СССР, Польша и Чехословакия. 10 января 1950 г. представитель СССР внес на рассмотрение Совета безопасности резолюцию, в которой шла речь о непризнании полномочий представителя КР и содержалось предложение о его исключении из Совета безопасности[103]. Понятно, что подобный способ решения проблемы был неприемлем для остальных членов Совета и резолюция была отвергнута[104]. Однако реакция советского представителя на отклонение его проекта была довольно неожиданной – он объявил о временном прекращении своего участия в заседаниях Совета, вплоть до положительного решения вопроса о членстве КНР. Весьма примечательно, что в монографиях советского периода факт бойкота замалчивался[105]. Ряд западных авторов выдвигают предположение, что уход СССР из Совета безопасности ООН в январе 1950 г. представлял собой тонкий политический маневр, и имел целью установление зависимости Пекина от Москвы – ведь до тех пор, пока Советский Союз не возобновил бы участие в заседаниях Совета безопасности, решение вопроса о членстве КНР в ООН было даже теоретически маловероятным. При этом, по некоторым сведениям, Соединенные Штаты весной 1950 г. были готовы не использовать вето в случае внесения «приличной» резолюции о вступлении КНР в ООН (например, на правах «двойного представительства» с КР)[106].

После начала Корейской войны шансы КНР на членство в ООН резко сократились, а с момента принятия в феврале 1951 г. резолюции, в которой КНР признавалась агрессором, решение вопроса и вовсе было отложено на десятилетия. Таким образом, гоминьдановскому режиму удалось сохранить свои позиции в ООН и Совете безопасности, что стало для него важным козырем в ходе дальнейшей борьбы за выживание на Тайване.

В вопросе о признании со стороны мирового сообщества гоминьдановцам тоже поначалу повезло больше, чем коммунистам. До начала Корейской войны КНР установила дипломатические отношения с правительствами всего лишь 15 государств, еще несколько заявили о своем признании нового режима[107]. В числе последних была и Великобритания, которая заявила о признании КНР 5 января 1950 г., руководствуясь при этом, главным образом, своими экономическими интересами в Китае, которые были у нее наибольшими, по сравнению с остальными западными державами. Позиция США по поводу возможности признания КНР также не была полностью негативной. Еще в мае – июне 1949 г. между послом США в КР Стюартом и Хуан Хуа, отвечающим в КПК за международные связи, состоялось несколько встреч, в ходе которых главной темой бесед был вопрос о признании нового режима. Стюарт, следуя указаниям из Вашингтона, вовсе не отвергал такой возможности, лишь говорил о необходимости соблюдения двух условий:  создании правительства, которое имело бы поддержку народа и выполнении этим правительством международных обязательств своих предшественников[108]. Однако целый ряд обстоятельств помешал нормализации отношений США с китайскими коммунистами в 1949 – 1950 гг. Во первых, сторонники гоминьдановского режима в США предприняли серьезные усилия для того, чтобы признания власти КПК Вашингтоном не произошло. Здесь показателен такой эпизод: 1 июля 1949 г. посол Стюарт (оставшийся в Нанкине и после эвакуации оттуда гоминьдановцев), был приглашен в Пекин для встречи с высшим руководством КПК. Понятно, что прежде чем принять приглашение, Стюарт запросил инструкций из Вашингтона. Но как раз незадолго до этого, 24 июня, 16 сенаторов-республиканцев и 6 сенаторов-демократов направили Г. Трумэну письмо с призывом ни в коем случае не признавать коммунистический режим в Китае. В ответном письме президент обещал «воздерживаться от непродуманных шагов» и в любом случае заранее проводить консультации с конгрессом. В тот же день Стюарту была направлена телеграмма с указанием в Пекин не ехать[109].

Несмотря на то, что на протяжении всего 1949 г. лидеры КПК явно стремились не доводить отношения с США до фазы открытой конфронтации, рассчитывая избежать таким образом полной зависимости от Советского Союза[110], их неосторожные, а часто и просто враждебные действия по отношению к американским дипломатам и собственности США в Китае тормозили процесс сближения и приводили к разрушению уже имеющихся связей. Как уже говорилось, американское посольство не стало странствовать по временным столицам вслед за гоминьдановским правительством, а осталось в Нанкине. Однако несмотря на настойчивые предложения коммунистов, Соединенные Штаты не пошли и на постепенное перемещение дипломатического персонала в Пекин, а 2 августа посол Стюарт и вовсе уехал в США[111]. 20 августа американское посольство было официально закрыто[112]. Помимо всего прочего, Вашингтон явно не хотел подвергать своих дипломатов риску – еще с осени 1948 г. американский консул в Мукдэне и четверо его сотрудников находились под домашним арестом, наложенным новыми властями. В октябре 1949 г., после того, как США прореагировали на образование КНР заявлением о продолжении признания КР в качестве единственного законного правительства Китая[113], в отношении сотрудников мукдэнского консульства были применены еще более жесткие меры – их месяц продержали в тюрьме а затем выдворили из страны, обвинив в шпионаже[114]. 14 января 1950 г. в Пекине по распоряжению правительства КНР были заняты несколько зданий, которые госдепартамент США считал своей собственностью. В ответ на это, Соединенные Штаты отозвали из КНР всех своих дипломатических представителей. Д. Ачесон так прокомментировал это радикальное решение: «Мы не хотим посылать туда наших дипломатов только для того, чтобы их бросили за решетку и держали в заключении годами»[115].

К моменту начала Корейской войны единственной дипломатической миссией США в Китае оставалось тайбэйское консульство. В конце 1950 г., после того, как американские и китайские солдаты начали стрелять друг в друга в Корее, это консульство было официально превращено в посольство, и на Тайвань приехал новый американский посол, Карл Ранкин – известный деятель «китайского лобби», активный сторонник Чан Кайши. Соединенные Штаты окончательно встали на позицию признания Китайской Республики на Тайване единственным законным правительством Китая.

Итак, мы можем сделать вывод, что тайваньская проблема как особый политический феномен возникла в результате: (1) образования двух противоборствующих политических режимов (КР и КНР), каждый из которых заявил претензии на единоличное обладание китайским национальным суверенитетом; (2) вытеснения одного из этих режимов (КР) на ряд прибрежных островов, самым крупным из которых являлся Тайвань; (3) вмешательства США и предотвращения окончательного разрешения политического спора между КР и КНР.

Прямое вовлечение США – одной из сверхдержав – вывело тайваньскую проблему на качественно новый уровень политической значимости. Американское участие в судьбе Тайваня превратилось в важнейший фактор развития ситуации в Тайваньском проливе. Характер этого участия в значительной степени мог теперь задавать параметры политического поведения Пекина и Тайбэя.

Мы выяснили, что борьба между различными группировками в американском правительстве по вопросу о целесообразности вмешательства во внутрикитайский спор была достаточно острой, причем за прекращение поддержки режима Чан Кайши и отказ от участия в обороне Тайваня публично высказывались весьма влиятельные фигуры, в том числе госсекретарь Д. Ачесон и президент Г. Трумэн. Окончательное же решение о вовлечении было принято очень быстро под давлением чрезвычайных обстоятельств (начала войны в Корее), которые нейтрализовали все аргументы против американского участия в событиях вокруг Тайваня.

Решение о «нейтрализации» Тайваньского пролива с помощью введения туда 7-го флота Соединенных Штатов не было первым эпизодом оказания поддержки закрепившемуся на Тайване гоминьдановскому режиму со стороны американского правительства. Однако это решение завершило период полной неопределенности, когда США фактически помогали Чан Кайши (оказывали техническое содействие в ходе эвакуации, предоставляли кредиты на покупку продовольствия и вооружений, медлили с дипломатическим признанием КНР, продолжая признавать гоминьдановский режим и т. п.), но открещивались от участия в судьбе Тайваня, когда дело доходило до официальных заявлений представителей администрации. Присутствие американского флота в Тайваньском проливе после 27 июня 1950 г., равно как и сам факт официального вмешательства столь влиятельной державы как США, несомненно внесли коррективы в планы Пекина относительно проведения операции по захвату Тайваня (хотя пока мы не имеем документальных подтверждений тому, что действия США явились непосредственным поводом для решения о переносе тайваньской операции НОАК – теоретически такое решение могло быть принято и раньше, на основании реалистичных оценок военного потенциала НОАК, либо могло быть связано с общим изменением обстановки из-за начала войны в Корее). Тайваньская проблема была «заморожена», и как впоследствии выяснилось – на долгие годы.